– Значит, на кладбище в самом деле посеяли партию этого товара? – спросила я, не глядя на Курилова.
– Вот именно! Ольховик первоначально не выходил на прямой контакт с Арийцем… вероятно, опасался того, что произошло вчера вечером. Поэтому они наладили четкую схему передачи товара. Ольховик называл имя, могилу под которым надо откапывать. В гробу в специальной капсуле лежал «шайтан». Те забирали и оставляли деньги. Никакого кидняка. Так что чуть ли не половина могил на кладбище – фальшивые. Как я узнал, все это производство функционирует около года. С момента первого синтеза препарата…
– Все это сказал тебе Ариец? – с тяжелым презрением произнесла я.
Он холодно взглянул на меня и заговорил, не отвечая на мой вопрос:
– Они не рассчитали одного: весеннего паводка. Он размыл могилы и… и что-то случилось с капсулой. Может быть, она треснула, может, еще что. Но, во всяком случае, препарат начал растворяться в воде, а потом стремительно улетучиваться, все это и привело к известным тебе последствиям. Клинский утверждает, что если бы в воду попало сразу все количество препарата, что там содержалось, а не понемногу в течение трех недель – вероятно, через какую-то щель в капсуле, – то Заречный просто вымер бы. Да и так… Череда самоубийств, галлюцинации… вероятно, той старушке почудилось, что ее руки – это змеи, и она начала рубить их. Так что Ольховику пришлось торопиться, потому что Ариец строго предупредил: еще раз пробьешь заказ, серьезно осложнишь себе жизнь. Если, конечно, вообще сохранишь. – Он некоторое время помолчал, а потом, понизив голос, добавил: – Я заметил, что в большинстве своем реализуются заложенные в подсознании кошмары детства. У меня, например, это собака Баскервилей. Смешно, но я до тринадцати лет не мог смотреть этот в принципе невинный и добрый фильм. И никак не мог дочитать до конца книгу во второй раз – так меня переклинило после первого. Может, в раннем детстве меня действительно напугала какая-нибудь большая черная собака, и потом это реализовалось… ну, вот таким злокачественным образом.
– А у меня в доме в детстве висели на стене большие часы, – сказала я. – Я очень боялась, когда они начинали бить. Все время казалось, что после этого кто-то должен прийти.
– А тот мент… Дима, наверно, любил читать Уэллса, – грустно сказал Курилов. – Даже смешно… как эта отрава вскрывает черепок взрослым и серьезным людям, превращая их в напуганных детей, а то и просто в бессмысленных животных. Я спросил у профессора Клинского: а в чем, собственно, кайф этого «шайтана». А он ответил: в том, что невыносимо хочется жить и работать. Без устали и страха… творить, как бог. И все это на длительное время и от ничтожно малых доз препарата. И вообще: он сказал, что и сам не может разобраться в этой штуке до конца. Кстати, он уезжает с Павлом Николаевичем. Вероятно, для дальнейшего сотрудничества. Уже без посредничества этого идиота Ольховика, который только мешал Чехову.
