…Нет, этот профессор довольно угрюмый и малообщительный тип. С тех пор как я видела его в последний раз – а прошло уже более полугода, – он явно изменился не в лучшую сторону. Конечно, стоит учитывать то обстоятельство, что заключение за решетку не способствует проявлению балагурства, юмора и отточенного, с привкусом нарочитой, несколько старомодной деликатности (хотя тогда мне показалось, что профессор просто играл ее) красноречия – то есть всего того, что так запомнилось мне в Клинском.
И как он упорно не желает ничего говорить и отворачивается от света!
– Сергей Сергеевич…
– Нет, – глухо сказал он. – Придите завтра.
Я насторожилась:
– Простите, Сергей Сергеевич, я понимаю ваше состояние, но все, о чем я хочу вас спросить, очень важно, и потому откладывать разрешение этих вопросов смерти подобно…
Говоря все это, я приближалась к Клинскому размеренными, короткими шагами. Он словно и не видел меня – не хотел принимать факт моего наличия в камере.
– Ну хорошо, – произнесла я, прервав поток собственного красноречия, – приду завтра. Всего хорошего.
– Угу, – отозвался он, и в тот же момент, протянув руку, я с силой дернула его за прядь седых волос.
…Они подались неожиданно легко – он даже не успел толком понять, почему его длинные седые волосы внезапно проявили свою гадкую сущность и оказались коротко стриженным под расческу «ежиком».
Без малейшей примеси седины.
– Превосходно, – сказала я. – Просто превосходно. Я так думаю, что вы, блестящий господин Клинский, быстро поменяли амплуа с момента нашей вчерашней встречи. Кажется, вчера вы именовались несколько иначе… Спиридоном, что ли.
Он смотрел на меня разинув рот, очевидно, еще не понимая, что с ним произошло то, чего следовало опасаться больше всего. Потом лицо, со знанием дела загримированное под обличье человека средних лет, начало кривиться в недоуменной гримасе изумления, к которой рано или поздно должна была примешаться ярость.
И она пришла. И как только это произошло и взгляд Спиридона, упорно тыкавшийся в стену на протяжении всего нашего невразумительного диалога, буквально вонзился в мое лицо, – в тот же момент я увидела, что он нисколько не похож на Клинского. Бесспорно, общие черты совпадали. Но, помимо черт лица, существовали и другие характеристики, а вот их Спиридон копировать уже не мог и потому верно скатывался к своему естественному состоянию и мироощущению.
И судя по всему, в этом мироощущении немалое место занимала агрессия.
