Отпущение грехов | страница 29
И, взяв со стола массивную хрустальную вазу с фруктами, он меланхолично уронил ее на голову пытающегося было встать Спиридона со словами:
– Пошто боярыню обидел, смер-р-рд?
Это стало последней каплей в данном отрезке личной биографии многострадального господина Спиридонова: он выпучил глаза и глыбообразно рухнул на пол.
– Ты как там, Коля? – спросила я, повернувшись к полезшему под стол Докукину.
– Н-ничего, – пробормотал он и ударился лбом о ножку стула.
– Ничего, Коленька. Сейчас поедем домой баиньки.
– В-в-в… я это…
– А теперь я хотела бы задать несколько вопросов вам, господин Ольховик, – проговорила я. – Не знаю, как вас по имени-отчеству, но это и не суть важно. Будем, как говорится, о главном. Что это вам потребовалось в институтской лаборатории профессора Клинского?
Ольховик криво, по-волчьи оклабился и после длительной паузы произнес:
– Милая моя девушка… я не имею честь знать ни вас, ни вашего основного занятия, но одно то, что вы имеете общие дела с Мангустом, утверждает меня в мысли, что вы отнюдь не проститутка. В отличие от той мымры, которую так оперативно оккупировал Остап. Так вот, милая девушка: могу ответственно заявить, что я не имею ни малейшего представления о том, что вы, по всей видимости, стремитесь из меня выжать. Если вы проворачиваете какие-то махинации с Клинским и этим задротыше… почтенным господином Докукиным, то я, напротив, не имею ни малейшего…
Ольховик говорил бесспорно правильным и грамотным русским языком. Столь правильным, что противопоставить всему этому велеречивому обвалу словесной эквилибристики я могла только стремительное движение, в завершение которого дуло пистолета жестко ткнулось в аккуратно выбритый подбородок Леонида так, что тот попятился к стене и задрал голову столь высоко, будто у него пошла кровь носом.
– Я, быть может, и милая, но только не для вас…
– Че, Женька, может, отломим ему пару пальчиков? – предложил Курилов и взял со стола массивный столовый нож. – Или отрежем левое ухо… нет, лучше правое. А то из левого у него волосы растут.
– В «Джентльмене удачи» вы говорили совершенно иное, – продолжала я, не обращая внимания на реплику Курилова, впрочем, заключавшую в себе вполне рациональное зерно. – Не буду повторять, только скажу, что мне известно каждое слово вашей беседы с Докукиным.
Ольховик повернул голову, насколько позволяло ему дуло пистолета, и посмотрел в сторону Коли, который все еще сидел под столом и нервно грыз обглодок яблока. Нельзя сказать, что взгляд Леонида заключал в себе хоть малую толику доброжелательности.