Наличие теплого душа и холодного пива подействовали на него самым благотворным образом. После чередования теплой влаги (наружное применение) и холодного портера (применение внутреннее), Голицын пришел в самое благодушное расположение.
Он сидел в махровом халате посреди гостиной на втором этаже и отрешенно созерцал окрестности.
— А что это там такое идиллическое? — вопросил он, указывая на высокую стену, смутно различавшуюся впереди за лесом.
— Это коровник, — подняв взгляд в направлении его руки, ответила я. — Я обещаю тебе устроить экскурсию по окрестностям, если ты все же соблаговолишь поведать мне, за каким чертом тебя сюда принесло.
— В общем, это была не моя идея… — смущенно начал Роальд. — Если в двух словах, то смысл моей поездки заключался…
— Да не тяни ты!
— Просто придется кое-что объяснить, — вздохнул Роальд. — Дело в том, что спонсоры решили меня переквалифицировать.
«Батюшки! — подумала я. — И впрямь ребеночек! Меня… переквалифицировать… Нет бы сказать: я решил переквалифицироваться!»
— И что же тебя ждет? — спросила я, усаживаясь в кресло напротив. — Какой новый имидж Роальд Голицын явит своим поклонникам?
— Понимаешь, — Роальд сделал паузу, в которую уместилось три больших глотка пива, — сначала все было хорошо, я имею в виду кино.
Я поощрительно кивнула. Пусть рассказывает, как ему удобнее, главное, чтобы рассказал.
— Тогда были золотые времена, — мечтательно закатил он глаза, — пляжи, загранкомандировки, съемки… Женщины липли как мухи.
Голицын отогнал от лица назойливого комарика и снова приложился к пиву.
— На «Кинотавре», помнится… Ну да ладно, дело прошлое, — смешался он, поймав мой укоризненный взгляд. — Перехожу к конкретике. В общем, после того, как снабжавший нас банк лопнул, третий фильм накрылся, сама понимаешь, чем. А тут и общий кризис шарахнул.
Роальд скорбно поджал губы. Ему было не очень приятно вспоминать переход от былой славы к временам не больно-то веселым.
— Тут еще такая тонкость была, что контракт мой истекал только через три года — ведь продюсер купил меня как бы на корню. Так что и сниматься я не мог, и не сниматься — тоже. Хорошо — добрые люди помогли.
— Костяков?
— Угу.
Голицын крякнул и в два глотка опорожнил бутылку. Поставив ее на пол, он продолжал:
— Тогда как раз резко поднимался столичный канал, и меня взяли практически сразу. Правда, когда стали думать о сетке передач, все уже было распределено. Я хотел в обзоры кино, само собой, но там прочно сидели другие. Вот и оказалось, что идти мне было некуда, кроме как в эту идиотскую программу.
