— Думаю, не обязательно, — согласилась я. — А сейчас за хорошее поведение ты получишь конфетку и пойдешь гулять.
Отморозок посмотрел на меня недоверчиво, а я налила ему полный стакан коньяку и сама влила в глотку, точно сиделка у постели тяжелобольного. Когда глаза парня осоловели, я распутала шнур на его ногах и показала две вещи — ключ от наручников и шокер.
— Знаешь, что это такое? — спросила я.
Он кивнул.
— Сейчас я сниму с тебя браслеты и отведу в тамбур, — сообщила я. — Открою тебе дверь, и ты, как говорят поэты, сойдешь во мрак ночи. Если будешь рыпаться, то не сойдешь, а слетишь. Но, если будешь вести себя прилично, обещаю, что наша беседа останется между нами. Договорились?
Я сняла с него наручники. Но предварительно стащила с пальцев кастет. Отморозок проводил его печальным взглядом. С помощью полотенца он кое-как привел в порядок свое лицо и вопросительно уставился на меня.
— Анатолий Витальич, — попросила я. — Выгляните-ка в коридор — нам там никто не помешает?
Капустин открыл дверь и осторожно высунул голову наружу.
— Пусто, — сказал он удовлетворенно.
Я кивнула отморозку.
— Пошли, Рэмбо! И будь паинькой. А вы, Чижов, нас подстрахуйте.
Чижов поспешно встал, нежно погладил предмет, оттопыривающий его пиджак, и мстительно сказал:
— Ты мне клешню изуродовал, но правая-то у меня на месте. Будешь дергаться — я в тебе такую дыру просверлю — что тебе туннель под Ла-Маншем!
Парень посмотрел на него с вызовом. В другое время он непременно вступил бы в горячую дискуссию, но теперь обстоятельства были не на его стороне.
— Ступай вперед! — скомандовала я.
Отморозок, ссутулившись и опустив голову, вышел из купе. С шокером в руке я последовала за ним. Колонну замыкал Чижов. Мы вышли в тамбур. Грохот колес и лязг переходных площадок слышался здесь особенно резко.
— Откройте, пожалуйста, дверь, Чижов! — сказала я, протягивая ему железнодорожный ключ. Отправляясь в дорогу, я всегда захватываю его с собой — мало ли в какой момент может понадобиться сойти.
Чижов отпер дверь и рывком распахнул ее. Нас обдуло холодом и мелкими брызгами. В тусклом свете, падавшем из окна поезда, просматривалась крутая насыпь и голые верхушки деревьев, проносящиеся мимо. Отморозок поежился.
— Сначала чуть не задушили, — с обидой сказал он, — а теперь хотят, чтобы я вообще разбился на фиг!
— Если правильно спрыгнешь, — успокоила я, — ничего с тобой не случится. Хуже будет, если мы выкинем твое бесчувственное тело сами. Оно не сумеет сгруппироваться…
