— Меня? — недоуменно спросила я. Тоном человека, который видит Василия в первый раз. — А вы кто такой будете, простите?
Он шагнул ко мне, в свет фонаря, и я увидела на его физиономии легкое недоумение.
— Юлия Сергеевна? — спросил он. — Или я… ошибаюсь?
— Нет, я ее родственница. Елена Владимировна, — добавила я уже своим обычным голосом.
Василий сначала опешил, а потом негромко рассмеялся.
— Недурно сыграно, — сказал он. — У вас принято всех людей из центра вот так проверять на вшивость?
— Нет, — отозвалась я, — просто не все люди из центра приходят ко мне домой без приглашения или предварительной договоренности. Пойдемте, Василий.
— Ну, чем порадуете? — спросил он, когда я закрыла за нами дверь. Его взгляд скользнул от моего лица к ногам, потом вернулся в исходное положение, и добавил: — Я вижу, вы изрядно постарались для трудоустройства. Вас просто не узнать.
— Я и в своем природном обличье не уродка, — отозвалась я, снимая парик и очки.
— Нет, но вы совсем иная, нежели… гм… ваша родственница. Кстати, насчет уродки…
Я аж приостановилась:
— Что?
— Вам известно, что урод, точнее, uroda, — безмятежно продолжал Василий, — в переводе с польского означает «красота» или «красавица».
— В самом деле? — улыбнулась я. — Спасибо, что просветили меня. А теперь к делу: чем занимались вы, Василий? Есть какая-нибудь информация?
Улыбка сбежала с лица московского гостя. Он уселся в кресло.
— Я прослушал записи с двух «жучков», установленных вами в гостиной дома Гроссмана и в его рабочем кабинете. Ничего существенного. Свирский приезжал в дом своего покойного компаньона еще раз. Сидел в кабинете. Говорил по телефону, а потом, судя по всему, просматривал бумаги. Одним словом, тут ни одной зацепки. Но это, как говорится, в рамках ожидаемого: Свирского еще не разрабатывали. А вот что касается следствия по делу Гроссмана, то создается впечатление, что его ведут либо идиоты, либо люди, на которых оказывается беспрецедентное давление со стороны заинтересованных лиц.
— Заинтересованных в чем?
— В пробуксовке следствия. И прокуратура, и угрозыск, и тем более ФСБ ведут себя так, словно ничего не произошло. Вяло копаются в бумажках, приносят соболезнования…
— Но ведь прошло слишком мало времени.
— Вполне достаточно для того, чтобы хотя бы обозначить деятельность! А единственное, что они сделали, — это допросили вас да упекли того страдальца со славной боевой фамилией Нахимов — в КПЗ! Конечно, я не против, чтобы этот хлопец посидел в каталажке, но достаточно взглянуть на его физиономию, чтобы понять: он к этому делу не имеет никакого отношения.
