— Да, пожалуйста. Но только быстрее.
— Вы не боитесь за себя?
— Почему я должен бояться? Каждый крупный бизнесмен должен заботиться о своей безопасности, но бояться — это излишне. Это мешает сосредоточиться на деле.
— Наверно, именно из этих здравых соображений вы велели удвоить свою охрану.
Лоб Свирского пересекла глубокая складка.
— Откуда вы это взяли? — резко спросил он.
Я повела плечом и ответила:
— Это совсем несложно. А теперь разрешите мне последний вопрос: когда вы узнали о том, что Борис Евгеньевич дал Кате согласие на то, что он посетит вечер в ее гимназии?
Свирский нахмурился и резким движением поднес руку с часами к глазам и сказал:
— У меня нет времени. Вас проводят до выхода. Всего хорошего, Юлия Сергеевна.
— Мой вопрос ставит вас в тупик, Адам Ефимович? — Я немного повысила голос.
— Не ставит, — немедленно ответил он. — Я вообще не знал, поедет он на этот вечер или нет.
— Просто все дело в том, что человек, убивший Бориса Евгеньевича, равно как и тот, кто заказал Гроссмана, прекрасно знали о том, что банкир поедет на вечер. Знали совершенно точно и сами имели законное право на вечере находиться. Вот так.
Свирский посмотрел на меня, кажется, без особого восхищения, раздул ноздри и, повернувшись на каблуках, вышел из кабинета. И тотчас же вошел рослый парень в черном костюме — чтобы проводить меня до выхода, как и говорил Адам Ефимович Свирский…
Глава 5 Ведомство и трезвость эс эс
Пашины прогнозы в определенной степени оправдались. Но только в определенной степени.
Я хорошо подготовилась к трудоустройству в гимназию: темно-каштановый парик-каре, искусный макияж, линзы, меняющие цвет глаз, и очки в изящной оправе.
Одежду подобрала скромную, неброскую, строгую: светлую блузку, серый костюм, подчеркивающий достоинства моей фигуры, темные туфли на девятисантиметровых каблуках.
После того как я закончила экипирование, макияж и прочие процессы перепрофилирования юрисконсульта Юлии Сергеевны Максимовой в преподавательницу английского и немецкого языков Елену Владимировну Сладкову, — я отошла от зеркала на два метра и окинула себя взглядом.
Я осталась довольна.
На меня смотрела молодая женщина лет двадцати пяти, интеллигентная, несколько скованная, но тем не менее знающая себе цену.
И, главное, эта женщина нисколько не напоминала мне мое природное обличье.
Думаю, Адам Ефимович Свирский никогда в жизни не признал бы в этой претендентке на преподавательское место в содержащейся на его деньги гимназии — дерзкого юрисконсульта тарасовского губернатора.
