Там она впервые встретила людей, похожих на нее, и узнала, что она «экстрасенс». Как и ее новые знакомые.
Из общения с ними она черпала свои первые жизненные опыты и формировала собственную систему представлений о мире.
А в этой среде бытуют своеобразные понятия о чем бы то ни было.
У нее напрочь отсутствовало понятие греха, в том смысле, в котором принято употреблять это слово. Половые эксперименты во всех формах и видах были для нее самым обычным развлечением. И говорила она о них спокойно, без тени какого-либо смущения.
Понятия о добре и зле были настолько деформированы, что я так и не разобралась, существуют ли эти категории для нее в принципе.
Самые незыблемые и казавшиеся мне прописными истины она поднимала на смех или отказывалась понимать.
— Ну как ты не понимаешь, — удивлялась она, — смерти, в том виде, как ты ее представляешь, не су-ще-ству-ет.
— Значит, можно убивать людей?
— Никто не может убить человека. Убивают тело, а человек — это дух.
Мне трудно было ее понять, и в конце концов я отказалась даже пытаться это сделать.
При всем том она была мягким и славным человечком, бесконечно доброжелательным и приветливым. Для нее просто не существовало плохих людей, она ко всем относилась с симпатией и при случае торопилась каждому подарить свою любовь. В прямом и переносном смысле этого слова.
Но все это я узнала значительно позже, а начали мы совсем не с фактов ее биографии. И то, что она сообщила мне — без преувеличения, — потрясло меня. И я до сих пор не знаю, как к этому относиться. Судите сами.
— Знаешь, благодаря кому ты сюда попала? — спросила Света.
— Догадываюсь.
— Вряд ли, — судя по интонации, улыбнулась она. — Вернее — точно не знаешь.
— Ты хочешь сказать, что этим счастьем я обязана тебе? — не скрывая недоверия, спросила я.
— Именно счастью и именно мне, — гордо заявила она, и даже в темноте я заметила, как заблестели ее глаза.
— Ты хочешь сказать, что Гу… — от неожиданности я позабыла, как зовут Губошлепа, — что Евгений Матвеевич здесь ни при чем?
— Нет. Поручил мне с тобой работать именно он.
— Так почему тогда…
— Потому что он и мечтать не мог, чтобы ты пришла сюда по доброй воле и осталась навсегда.
— Прямо скажем, не совсем по доброй воле, и в мои планы… — попробовала я опровергнуть ее безумное утверждение.
— Когда ты все узнаешь, то поймешь, как тебе повезло.
— Не думаю.
— Ну, конечно, — взвизгнула она от предвкушения удовольствия, — ты же еще ничего не знаешь.
