Как мне хотелось в эту минуту набрать номер телефона Грома и посоветоваться. Или хотя бы передать ему информацию…
«Но ведь они наверняка слышат каждое мое слово, — останавливала я себя, — значит, смогут определить и номер телефона, и… Да нет, я просто не имею права набирать этот номер в их присутствии. Если они узнают… Или им уже известно?»
У меня голова заболела от напряжения, я не могла прийти ни к какому решению.
Но сидеть сложа ручки, когда буквально над твоей головой окончательно обнаглевшие преступники обсуждают твою внешность, было выше моих сил. А когда они стали делиться друг с другом своими сексуальными намерениями в отношении меня, я не выдержала и пулей выскочила из квартиры.
Перепрыгивая через три ступеньки, я взбежала по лестнице и оказалась перед такой же, как у Семена квартирой, но этажом выше.
Мне показалось, что из-за двери донесся какой-то шорох и, подкравшись к ней на цыпочках, я прильнула ухом к шершавой кожаной обивке.
То, что я услышала из-за двери, настолько не соответствовало моему представлению о скрывающихся в квартире личностях, что я не поверила своим ушам.
— Она пришла, — произнес, заикаясь, хныкающий голос, — я боюсь… А вдруг она нас убьет?
— Тише, она нас подслушивает, — ответил ему высокий, никак не мужской, а скорее женский или даже детский голос, и — судя по звукам — хозяева голосов побежали по коридору прочь от входной двери.
«Кто-то из нас явно сошел с ума, — подумала я, — и скорее всего — это я».
Как бы подтверждая мои мысли, из-за двери зазвучала музыка. Какая-то дурашливо-детская песенка, кажется, из «Трех поросят».
Нервы у меня не выдержали, и я ударила в дверь ногой.
Я вложила в этот удар все свое отчаяние, и сила удара оказалась явно чрезмерной.
Дверь не просто открылась, а почти выпала из проема и повисла на одной уцелевшей петле. Вторая была безнадежно испорчена, но мне было не до этого.
С пистолетом в выставленных вперед руках и на полусогнутых, готовых к прыжку ногах, я заскочила в «логово врага».
Можете себе представить мое состояние, когда я поняла, что в квартире никого нет. Не было в ней и никаких следов аппаратуры.
И вообще, квартира оказалась самой обыкновенной, а в той комнате, где по моим расчетам должна была громоздиться тяжелая аппаратура, была детская. Повсюду в ней валялись игрушки, а вдоль одной стены была устроена веселенькая шведская стенка.
Обойдя все комнаты, я стыдливо прикрыла за собой изуродованную мною дверь и покинула «поле боя».
