Жизнь собачья | страница 7



— Как то есть не овчарка? — поджала губы Полина Яковлевна. — У меня и бумага есть, с печатью — там вся родословная…

— Господи, да при чём тут печать? — раздражился я (терпеть не могу глупости, особенно — женской). — Вы только поглядите внимательнее на уши, на хвост, на окрас. Где вы видели у овчарок такие очёсы? А разве вы не замечаете, что формат у вашего Принтера сильно укорочен — индекс наверняка намного меньше сотни. А подвес шеи? Да любая овчарка с таким подвесом от стыда сгорела бы! А уж подуздоватость так и бросается в глаза… Короче, если с таким экстерьером собаку считать восточно-европейской овчаркой, то у меня в доме живёт тогда император персидских котов и кошек.

Признаться, я остался доволен своей защитительной речью, не подозревая её прокурорской сути. Полина Яковлевна, подавленная моей кинологической эрудицией, молча смотрела на добродушно стучащего хвостом Принтера. Взгляд её затревожил пса.

Он вдруг вскочил с пола и заскулил.

4

Порнушку в тот вечер мы с Полиной Яковлевной так и не посмотрели. Настроение у нее упало, да и я в заляпанных майонезом брюках чувствовал себя не в своей салатной тарелке.

А на следующий день я навёл в квартире соседки последний малярный марафет и по уши погрузился в собственные ремонтные заботы: переклеивал обои, красил полы, белил потолки, расширял книжные полки. В один из вечеров, оттащив полные вёдра к мусорным контейнерам, я неспешно, глотая большими порциями вечерний августовский дух, брёл к подъезду. Наша домовая собачья свора уже хозяйничала вовсю — пёсики, псы и псищи оккупировали весь двор. И вдруг я увидел Принтера. Он был один. Где же Полина свет Яковлевна? Я огляделся — нигде не видать. Странно. Я подошёл к собаке, сиротливо сидевшей на газоне под ивой, поставил вёдра.

— Принтер, Принтер! Привет, пёс!

Услыхав свою импортно-компьютерную кличку, Принтер взвизгнул, бросился ко мне, ударил грязными лапами в грудь. Хорошо, что я так и вышел — в спецодежде.

— Принтер, глупый ты пёс! А где же твоя хозяйка?

Собака, стоя на задних лапах, ныряла и ныряла мокрым носом под мои ладони, взвизгивала и прискуливала под ласками. Ну, конечно, этот взрослый щен потерялся. И где же его роскошный ошейник с серебряными бляхами?

— Ну, пойдём, пойдём, я тебя найду. Может, хозяйка твоя наградит меня чем-нибудь… интересненьким.

При потаённой мысли об этом «интересненьком» сердце моё томительно шевельнулось. Да и — чего скрывать! — не только сердце.