Я не собираюсь выступать в роли пророка: моя цель — обозначить некоторые существенные тенденции развития, которые диктуются положением в России, но от которых будут зависеть судьбы всего мира в ближайшие десятилетия. Я убежден и надеюсь убедить читателя, что Россия обречена, хочет она того или не хочет, играть решающую роль в определении границ будущих центров власти в мире. Если, разумеется, что-нибудь от мира останется. Завершение исторической судьбы Советского Союза и, возможно, России окажет влияние не только на европейскую историю и на историю близлежащих азиатских стран. Ведь Россия занимает седьмую часть планеты, располагается волею судеб на стыке двух континентов, породивших самые древние мировые культуры. И есть еще третья причина, не менее существенная, чем две другие: сегодняшний мир стал поистине глобальным миром, каким он не был во всю предшествующую историю человечества, и потрясение такого масштаба, подобно землетрясению в океане, неизбежно породит (и уже порождает) гигантские волны, которые обрушатся на все континенты, смоют все берега. Поэтому я старался рассматривать российскую драму — а речь идет именно о драме, может быть, самой впечатляющей и поразительной из всех, что видел XX век, — в общемировом контексте. Только так и нужно ее рассматривать, потому что без этого контекста ее бы попросту не было или она была бы другой.
Придется затронуть и проблему ответственности, в том числе нравственной. Историки обычно этим не занимаются: их дело понимать, а не судить. Прав Александр Зиновьев, сказавший, что «моральные и правовые критерии, как правило, теряют всякий смысл применительно к историческим процессам». Но я не историк, я свидетель. И в качестве такового я описываю не только тенденции, но и людей, принимающих решения, делающих выбор, описываю далеко еще не определившиеся ситуации, пути, на которые можно было вступить и которых можно было избежать. Историк будущего может взять из моего рассказа контекст, в котором принимались решения, и варианты выбора, которые имелись у главных героев этой истории. Я уверен, что выбор-это дело свободной воли, и всегда есть возможность (или иллюзия такой возможности, что в данном случае одно и то же) сделать иной выбор.
Наблюдаемая российская драма обладает особой спецификой, которая сообщает ей абсолютную уникальность — она несравнима с другими крушениями империй, с другими падениями цивилизации. России не повезло: ее кризис совпал с невиданными всемирно-историческими процессами, для понимания и оценки которых наша цивилизация еще не успела выработать необходимых инструментов ни в техническом, ни в культурном отношении. России не повезло также и в том смысле, что она в своем переходе к капитализму руководствовалась идеями экономического либерализма самого крайнего толка. К этому переходу она подошла, потерпев поражение в до сих пор невиданной войне — холодной; такая война стала возможной, потому что наша планета вступила в новую эру — ядерную. За построение нового общественного строя в России взялись люди, которые сами не представляли себе, что они хотят построить, но зато выбрали «удачных» советчиков на Западе: эти советчики не знали ни природы советского общественного строя, ни русской истории вообще и обладали предельно идеологизированным представлением о том капитализме, который собирались сюда импортировать.
