— Водка? Есть, конечно. Я сейчас…
Осторожно поглядывая в его сторону, она быстро убрала бумаги со стола. Водрузила в центр бутылку «Парламентской» и начала заполнять поверхность тарелками. Крохотные огурчики из заграничной банки. Колбаса, рыба, какие-то немыслимые консервы, отливающие оливковыми боками невиданных Хабаровым морепродуктов, хлеб тоненькими треугольничками. Потом достала из навесного шкафа невысокую рюмку, поставила ее перед ним и, проговорив коротко «вот», тоже присела.
— А ты что же, не будешь? — Влад распечатал бутылку и плеснул себе в рюмку.
— Я? Да нет, не хочется. Ты пей, пожалуйста, не обращай на меня внимания!
Глупость сказала несусветную! Ей же хочется, чтобы обращал! Еще как хочется. Чтобы смотрел на нее, а не мимо. Чтобы разглядывал ее, как другие. Отмечал что-то про себя и восторгался.
Когда прыгала перед ним на остановке, все таким простым казалось, без заморочек и сложностей. Вот придут они, говорить будут все время, может, смеяться над чем-нибудь общим, это непременно их сблизит. А ничего не вышло! Ни разговора не получилось, ни единения душ. И смеяться им, судя по всему, не над чем. Ему так уж точно.
Хабаров рюмка за рюмкой пил водку, почти не закусывая. Пил и не пьянел, мрачнел только все сильнее, хотя, казалось, куда уж мрачнее. На нее не смотрел по-прежнему, пристально разглядывая крохотную точку в столешнице. Когда в бутылке оставалось чуть меньше половины, Хабаров неожиданно спросил:
— Думала, что будет по-другому?
— То есть?.. — Олеся занервничала.
Он откровенно припирал ее к стене своей взрослой прямотой, она не была готова.
— Думала, придем, и я с порога начну раздевать тебя? Так ведь, детка? — он поднял на нее темные пустые глаза. — Почему все сейчас называют своих женщин детками, не знаешь?
— Не-ет, — ей сделалось не по себе и от вопросов его странных, и от глаз пустых, будто мертвых.
— А я знаю! — он неожиданно коротко хихикнул, пьяно замотав головой. — Потому что так модно сейчас говорить! Детка, малыш… Как дела, детка? Я люблю тебя, малыш! По-современному это, Олеська! Мне вот никогда не понять этой новизны. Не дано, понимаешь! Безлико это как-то — детка! Как кошку на «кис-кис», так и женщину. Куда уж проще, казалось бы, имя переиначить, сделав его мягким, нежным, ласковым. Нет же! Малыш!.. Детка!.. А-аа, я, кажется, догадываюсь, откуда это веяние!
— Откуда же?
То, что он говорил, ее мало заботило. Ее и саму так неоднократно называли. Шеф лично почти никогда по имени, только деткой или по фамилии.
