Бегом через Прерию. Бегом через речной мост. По хорошо знакомым улицам, которые кажутся внезапно опустевшими и покинутыми под проливным дождем.
Наконец-то! Она дома! Дома! Она толкает калитку дома. Папа в пекарне. Огромный, как всегда надежный, в белоснежном костюме пекаря стоит он у своих противней. И если приблизиться к нему, будешь весь в муке. Папа такой же, как всегда, хотя вообще-то мир перевернулся; мир ужасен, и жить в нем больше невозможно… Ева Лотта дико кидается в объятия отца, прижимается к нему, крепко-крепко обвивает руками его шею, зарывается мокрым от слез личиком в его плечо и тихо лепечет:
- Папа! Помоги мне! Старик Грен…
- Детка моя, что случилось со стариком Греном?
И она еще тише, еще сильнее дрожа, лепечет:
- Он лежит мертвый в Прерии.
Неужто это тот самый город, такой сонный, спокойный и тихий?
Теперь уже не такой. В течение часа все переменилось. Весь город жужжал, словно пчелиный улей, приезжали и уезжали полицейские машины. Звонили телефоны, люди болтали и строили догадки, и волновались, и удивлялись, и расспрашивали без конца полицейского Бьёрка, правда ли, что убийца уже схвачен. И огорченно кивали головами, говоря: «Подумать только, как все худо обернулось для бедного старика Грена… да-да… но ведь отчасти понятно было, чем он занимался, так что, может, ничего удивительного в этом нет… хотя, все-таки… черт подери, до чего ж ужасно!» А колоссальные толпы любопытных стекались в Прерию. Между тем, однако, все окрестности вокруг Господской усадьбы были оцеплены полицией и никто не мог пробраться сквозь оцепление. С достойной удивления быстротой полиция перебросила туда своих людей. Оперативно велось обследование места преступления: все фотографировалось, тщательно просматривался каждый клочок земли, протоколировались наблюдения, не оставалось ли каких-нибудь следов убийцы, отпечатка ноги или чего-нибудь в этом роде. Нет, ничего! Если какие и были, то их смыл проливной дождь. Не осталось ровно ничего, даже брошенного окурка сигареты в качестве улики. Врач, производивший судебную экспертизу, констатировал, что Грен был убит выстрелом в спину. Записная книжечка и часы старика остались при нем. Видимо, причиной смерти не было ограбление.
Полицейский комиссар хотел допросить маленькую девочку, обнаружившую злодеяние, но доктор Форсберг не разрешил. У девочки шоковое состояние, и она нуждается в покое. Комиссару пришлось отступиться, но, похоже, он был огорчен этой проволочкой. Правда, доктор Форсберг рассказал ему, что девочка плакала и все время повторяла: «На нем были зеленые габардиновые брюки!» Она явно имела в виду убийцу. Но нельзя лее разослать по всей стране приметы, где самой главной будет пара зеленых габардиновых брюк. И если девочка на самом деле видела убийцу, в чем комиссар, со своей стороны, не был уверен, то тот, до всей вероятности, уже сменил свои зеленые брюки на какие-нибудь другие. Но на всякий случай комиссар, вопреки всему, послал телеграфное уведомление во все полицейские участки с требованием обратить внимание на все зеленые габардиновые брюки, которые почему-либо покажутся подозрительными. А вообще, в ожидании момента, когда девочка придет в себя настолько, что можно будет допросить ее подробнее, ему оставалось лишь заняться всеми мыслимыми и немыслимыми расследованиями.
