Это было много лет назад. Больше он не делал попыток и смирился с тем, что уже никогда в своей жизни не сможет полюбить так, как любил свою первую жену. Дюваль осушил стакан и направился в ванную комнату. Ровно в восемь часов он сидел в баре «Руфтол», потягивая шампанское.
Он увидел Фрэнки, выходящую из лифта, и поднялся, приветствуя ее.
– Привет, папочка, как ты? – Фрэнки поцеловала его и села.
Он налил ей шампанское и, в который раз, убедился, что Фрэнки совершенно не похожа на мать.
– Я так рада видеть тебя, папочка. Ты отлично выглядишь.
– Ты тоже, дорогая.
– Мне бы хотелось потешить себя мыслью, что ты прилетел специально, чтобы увидеться со мной, но, предполагаю, это вовсе не так. Что ты здесь делаешь?
– Я лечу завтра в Уэлс на две недели, чтобы сделать несколько съемок с натуры для моего нового фильма. Вот и решил один вечер провести в Лондоне, встретиться с любимой дочкой, – Даниэль знал, что это не так, и старался, чтобы слова звучали правдивее. Он сделал большой глоток шампанского. – Как поживает моя Альма Матер?
– Прекрасно. Руди такой же, как всегда, во всех отношениях.
– Хорошо, хорошо.
Наступила пауза, каждый напряженно думал, что бы сказать. После нескольких неловких секунд молчания, Фрэнки сказала:
– Я познакомлю тебя сегодня с двумя моими лучшими подружками. Джина Шоу, ты разговаривал сегодня с ней по телефону, она живет со мной в квартире, и Бетина Лонгдейл, ее отец – лорд. Она влюблена в тебя, так что будь с ней, пожалуйста, пообходительней.
Даниэль улыбнулся и согласился. Они с трудом вынесли следующие сорок пять минут, чувствуя себя наедине неуютно и подавленно. Фрэнки искренне обрадовалась, когда увидела примечательную головку с рыжими волосами.
– Вот они, папа, вон та, с рыжими волосами – Бетина, и Джина.
Но Даниэль не слушал. Бланш медленно приближалась к нему. Она выглядела такой же волнующей, какой он помнил ее. Немного моложе, стройна, и, пожалуй, волосы длиннее, но это была его Бланш. Он видел, как она окинула взглядом бар, и физически подавил в себе желание поднять руку и помахать ей. Тем не менее, Джина, казалось, узнала его, когда ее взгляд упал на их столик, ее лицо осветилось той прекрасной улыбкой, которую он так бережно хранил в своей памяти. Когда она подошла поближе, Дюваль понял, что немного забыл ее великолепное сияние. Он поднялся, как только она подошла к столику. Ему безумно хотелось обнять ее и покрыть поцелуями, которые он хранил вот уже восемнадцать лет.
