Спустя час или два его будит нестройная музыка, чувствительная и раздражающая. Он садится: на стенах его камеры мелькают красные тени. Какие-то визуальные проекции? Или снаружи огонь? Майкл бросается к окну. Да! Огромный курган из сухих стеблей, ветвей, овощных отходов пылает по середине площади. Он никогда не видел прежде огня, кроме как на экране, и вид костра одновременно устрашает его и доставляет наслаждение, Эти колышущиеся, поднимающиеся и исчезающие красные клубки — куда они деваются? Даже здесь, в камере, он ощущает идущее волнами тепло. Теплый воздушный поток, переменчивые формы танцующих языков пламени — как это неправдоподобно прекрасно! И опасно. Неужели они не боятся, давая волю огню, вот так, как сейчас? Ну конечно же вокруг костра голая земля, огонь не может пересечь ее. Земля не горит.
Он с усилием отводит глаза от гипнотического безумства огня. Около дюжины музыкантов сидят в ряд слева от костра. Инструменты у них допотопные: духовые, щипковые или клавишные. Звуки, извлекаемые из них, нечистые и неточные — они колеблются около надлежащих частот и чуть-чуть отличаются от основных тонов. Майкла, имеющего отличный музыкальный слух, коробит эта едва заметная фальшь. Но фермерам, кажется, все равно. Они не избалованы механическим совершенством научно выверенной музыки.
Сотни фермеров, вероятно, все население деревни, сидят неровными рядами по периметру площади, временами покачиваясь в такт завывающей, пронзительно вскрикивающей музыке, колотя пятками по земле, ритмично похлопывая по локтям. Отсветы огня превращают их в скопище демонов: по их полуобнаженным телам струится зловещий красный свет. Среди них он видит и детей — их здесь не слишком много: двое здесь, трое там, много взрослых пар с одним ребенком, а то и вообще без детей. Он ошеломлен сделанным открытием: они ограничивают рождаемость! Это ужасно! По коже у него ползут мурашки. Он изумлен собственной невольной реакцией. Как бы ни отличались его гены от генов других людей гонады, он человек гонады, со всеми ее условностями.
Музыка становится еще пронзительнее и беспорядочнее. Пламя костра поднимается еще выше. Теперь фермеры начинают танцевать. Майкл ожидает, что это будет не танец, а бестолковая суматоха, но, к его безмерному удивлению, это вполне упорядоченные серии движений: мужчины в одном ряду, женщины в другом; вперед, назад, смена партнеров, локти высоко, головы откинуты, колени покачиваются, теперь прыжок, поворот кругом, снова в ряды, взяться за руки. Темп все время нарастает, но ритм постоянно отчетливый и согласованный. Много па носят явно ритуальный характер. Глаза у танцоров потемнели, губы плотно сжаты. «Это не пирушка, — вдруг осознал он. — Это — религиозный праздник, обряд людей коммуны. Что они там замышляют? Уж не он ли является жертвенным агнцем? Провидение послало им человека из гонады. Специально для этой цели!».
