— У меня нет возражений, Феликс Эдмундович. Приступать к работе она может уже с завтрашнего утра.
— Человек она активный, думаю, что справится. И еще одно… Нужно провести тщательную чистку среди чекистов. Как выяснилось, в наши ряды затесалось немало классовых врагов. Только вчера в Питере было арестовано двадцать два человека! Некоторые из них даже работали в царской жандармерии и в военной контрразведке белых. Мы тут все удивляемся, откуда эсерам и левым коммунистам известно о наших планах, а они, оказывается, находятся в наших рядах.
— Я понял, товарищ Дзержинский.
— Вы помните, сколько руководителей в московской Чека сменилось за последние три года? — неожиданно спросил Дзержинский.
— Шесть. Игнат Сарычев — седьмой, — уверенно ответил Петерс.
Феликс Эдмундович поднялся и, заложив руки за спину, направился к окну. Петерс обратил внимание на то, что Дзержинский был неимоверно худым. Старенькая гимнастерка, изрядно вытертая на локтях, висела на его высокой фигуре, как парус на мачте в безветренную погоду. Заправленная за широкий ремень, она собралась у пояса в мелкие складки, отчего спина Дзержинского выглядела слегка сутулой. Некоторое время Феликс Эдмундович смотрел в окно, созерцая пробегавшие мимо экипажи. Узенькая бородка, строптиво выставленная вперед, придавала его облику какое-то упрямое выражение.
— Вот видите, седьмой, — задумчиво протянул Председатель ВЧК. — А как нам известно, у семи нянек дитя без глаза! За это время столько мусора набилось в наши ряды, что нам надо только расчищать их и расчищать, как авгиевы конюшни. Так что дайте соответствующие указания товарищу Сарычеву.
На первый взгляд село казалось вымершим, только внимательно прислушавшись, можно было понять, что жизнь здесь не умерла, — в дальних дворах бабы громыхали пустыми ведрами.
В центре села на пригорке возвышалась церковь, но, лишенная колокола, безголосо и с немым укором, она взирала на предавших ее прихожан. А помнится, года два назад, когда Игнат впервые заехал в гости к боцману, колокола трезвонили так усердно, что закладывало уши.
Не уберегли!
Задрав голову, Игнат Сарычев не увидел на куполах прежней позолоты. Маковка была покорежена и нещадно помята, по всей поверхности тянулись длинные кривоватые полосы. Очевидно, что позолоту счищали какими-то скребками. И оставалось только удивляться безрассудности кощуна, что отважился забраться на самую верхотуру в надежде заполучить частицы сусального золота.
