– Ужасные вещи вы говорите, – вздохнул маленький тан. – Надеюсь, судового казначея уже повесили?
– У вас, тан Диего, – усмехнулся ка-лейтенант, – какие-то очень странные представления о порядках в Королевском флоте. За что, по-вашему, должны были бы вздернуть нашего доброго толстяка Рикардо? Ведь порченая солонина перекочевала в наш трюм прямиком со склада снабжения.
– Но ее же не телепортировали туда ночной порой? Или ваш добрый пузан в любое время суток не способен отличить гниль от нормального мяса?
– Думаю, все было проще, – сказал Энрике. – Когда выбирать приходиться между полным отсутствием припасов и солониной второй свежести, то поневоле забываешь о разборчивости. Разве на суше с этим обстоит иначе?
– За всю королевскую армию не скажу, – Раскона оглянулся на окно, из которого как раз в этот момент донеслись звуки «Огонь мы в сердце в бой несем…», исполняемого пьяными голосами числом не менее пяти. Ах да, вспомнил он, сегодня же у «единорогов» праздник, именины шефа полка, принца Эстевана. – Но интендант, попытавшийся сыграть подобную штуку с «Саламаникой» задержался бы на свете минут на пять, пока наберут хворост в соседнем лесочке. А в Гадроке – и того меньше.
– В гвардейской кавалерии много рядовых, чьи фамилии начинаются с «ги», – заметил ка-лейтенант. – На флоте вы такого не сыщете.
«Именно это я и намерен изменить, – подумал Диего. – И не только это».
– Однако, – Энрике с видимым сожалением отодвинул пустую тарелку. – Вы ведь пригласили меня вовсе не для того, чтобы обсудить вкусовые достоинства флотского пайка или здешней кухни, верно?
– Верно, – Диего поднял руку. – Но сначала… какое вино предпочитаете?
– С вашего позволения, – ка-лейтенант слегка кивнул Диего и, повернувшись к слуге, договорил: – Я предпочту эль. Полпинты, с ледника.
– Буд`сполнено, тан. Вам тож самое?
– Ни в коем случае! – поспешно произнес Раскона. – Для меня принесите бутылку молодого кэльпи.
– Э-э… – озадаченный слуга потянулся к затылку, – белого или красного, тан?
– Кэльпи, – сквозь зубы процедил Диего, – только красное и бывает.
– Виноват-с.
Слуга попытался изобразить смиренное раскаянье, для чего уставился в пол и принялся ожесточено теребить когда-то белый, но давно уже серый – местами до коричневого – фартук.
– Это бутылки в веревочной оплетке с красной сургучной печатью на горлышке, – пришел на помощь слуге Энрике.
– О, бл`дарствую, тан ка-лейтенант. Щас все бу.
– И где только здешняя хозяйка набирает эдаких дуболомов?! – едва дождавшись, пока серый фартук скроется за дверью, выдохнул Раскона.
