украинская революция | страница 54
– Ты прав, – ответили мне в конце концов мои друзья, – и мы не намерены перерешать того, что нами давно решено и согласно чему мы уже действуем. Нас встревожило передавание из уст в уста расходящимися с митинга крестьянами и крестьянками девиза: ни тем, ни другим из наших врагов не должно быть пощады. Нам кажется, – подчеркивали А. Марченко и Щусь (который сам до сего дня действительно никому не давал пощады), – что дибривские крестьяне этого испугались и завтра вряд ли соберутся.
Конечно, беспокойство моих друзей оказалось напрасным. Наутро вся площадь и улицы, ведущие к ней, были полны крестьянами. Даже из других сел начали съезжаться крестьяне. Одни, чтобы записаться в отряд; другие, чтобы получить оружие и инструкторские указания.
Так простояли мы в селе Дибривки еще два дня. Отряд наш разросся до полутора тысяч человек. Но из этого количества три четверти было без оружия. Безоружных мы брали только на учет, но не вводили пока что в действующий отряд.
На третий день я опять на митинге. Крестьяне выделили из своей среды совет. Опять затронули вопросы об организации повсеместного восстания крестьян против власти гетмана и немецко-австрийского командования. До позднего вечера я проводил этот крестьянский митинг. А потом до поздней ночи писал инструктивного и оперативного характера распоряжения всем нашим отрядам, действовавшим на стороне от нашего штаба и отряда, и рассылал их через крестьянских гонцов по всем районам.
И, как никогда прежде, чувствовал я себя почти одиноким. Как никогда, сердился я на всех своих идейных товарищей из городов, которые теперь менее, чем когда-либо, казались мне достойными того, чтобы их эта широкая крестьянская масса уважала, но которые, будь они среди этой массы, могли много полезного – о, как много! – сделать для нашего движения вместе с этой массой.
Теперь мне хотелось говорить: говорить с товарищами Марченком, Каретником, Рябком, Щусем и другими. Но приставленный ко мне с первого же дня существования нашей военно-революционной организации товарищ Петя Лютый (почти за моего охранителя) сообщил мне, что никого из них в волостном совете, где я помещался, нет. И я в тоске распластался на столе, чтобы поспать.
Вдруг я спохватился, что еще не осведомился о том, как расставлены на переправах в село наши заставы. Я встал, надел на себя оружие и пошел, куда нужно, чтобы узнать обо всем этом.
Все оказалось в порядке. Я зашел во двор совета, где среди двора лежали раненые повстанцы из отряда Щуся. Один из них, товарищ Петренко, был тяжело ранен и стонал. Невеста его сидела возле него и плакала. Обидно было, что мы не могли положить его в больницу. Но ничего нельзя было сделать.