Когда мы въехали в эту деревню, то солнце уже подымалось. Следовательно, прятаться в деревне было нельзя. Да и квартиры, в которых мы должны были остановиться, оказались пустыми. Хозяева и хозяйки их – крестьяне – были все переарестованы немцами и сидели в Гуляйполе под строжайшей охраной как укрыватели "опасного, но неуловимого Махно и его ближайших товарищей".
Это обстоятельство заставило нас направиться в поле в поисках удобной балки, где можно было бы скрытно от прохожих и проезжих людей остановиться, попасти лошадей и самим отдохнуть.
Как только мы выскочили за деревню, в поле, мы сейчас же свернули в сторону одной из больших и длинных балок: в так называемую Хундаеву балку. Здесь мы остановились. Обставили место расположения пулеметами при одном дежурном пулеметчике, расседлали лошадей, а других распрягли и пустили пастись. А сами легли, чтобы приуснуть.
Но недолго нам пришлось отдыхать. На нас наткнулись пастухи, к которым в час обеда съезжаются многие из Гуляйполя доить коров. Естественно, увидев нас, пастухи начнут рассказывать об этом съезжавшимся к ним. Нервы и без того натянуты, а тут еще черти несут пастухов...
Подымаюсь я сам. Решил открыть себя. Иду к пастухам. Созываю их в одно место. Объясняю им, почему мы остановились в этой балке. Убеждаю, что они об этом нигде ни словом не должны обмолвиться. Говорю им о том, что нужно бороться с немецко-австрийской армией, с гетманом и его правительством, с законами этого правительства и что они, пастухи, должны в этом помогать борющимся хотя бы тем, что не выдавать их, если увидят, властям или их секретным агентам, так называемым шпикам.
Объясняю им, что борьба борющихся против немцев и гетмана должна превратиться в великую украинскую крестьянскую революцию, и тогда мы, труженики, их победим. Спрашиваю их мнения о том, что сказал им. А они остановились (все это я говорил им на ходу, идя вслед за коровами) и, разинув рты, молчат. Почему?
Оказывается, они перепугались, неожиданно увидев меня. Начинаю их уговаривать быть смелыми и хорошими сынами трудового крестьянства. А они мне рассказывают, что им известно, что я набрал у гуляйпольских крестьян много денег и убежал в Москву. Купил там роскошный барский дом и живу в роскоши, а о крестьянах даже и не вспоминаю.
Я добиваюсь, где и от кого они все это слыхали. Они говорят:
– Нам многие из наших буржуев говорили, да и прокламацию немецко-австрийского штаба читали.
И тут же один из них побежал в свой пастушечий курень и принес мне эту прокламацию на украинском и русском языке.
