— Да, да. Как чудесно! Юная любовь! О, я, конечно, одобряю. По-моему, это очень мило. Вы не могли сделать лучшего выбора, чем Кэтрин. Она как раз тот тип женщин, для которых мир со всеми его проблемами и проспектами не существует, потому что она сама наивность и простота. Ну, конечно, я понимаю. Я реалист. Мужчины всегда стремились сделать из себя дураков. Ну, полно, никогда не надо терять чувства юмора. Однако, мне всегда нравилась история Тристана и Изольды. Это самая лучшая сказка из всех, какие я когда-либо слышал. Кроме, конечно, «Микки Мауса».
Тухи пригласил Питера к себе на чай. Кэтрин тоже присутствовала. Питеру не понравилась её манера сидеть на кончике стула и её угодливость по отношению к дяде.
Зашел разговор о Роурке. Тухи интересовали все подробности его жизни. В том числе и то, слушает ли он, когда говорят другие.
— Слушает, — ответил Китинг. — Но лучше бы он не слушал.
— Почему?
— Это выглядит слишком оскорбительно — человек делает вид, что слушает, а самому в высшей степени наплевать.
Доминика вернулась в Нью-Йорк через три дня после последнего визита в каменоломню. Она больше не могла оставаться в загородном доме. Она чувствовала настоятельную потребность быть в городе.
Теперь она часами бродила по улицам города. Она шла быстро, руки в карманах. Она уговаривала себя, что она не надеется его встретить. И не ищет его.
Она всегда ненавидела улицы города, это бесчисленное количество лиц, обтекающее её со всех сторон, эти задевающие её локти. Сейчас ей казалось, что безымянный рабочий, выполняющий какую-то безымянную работу в этом городе, является частью этой толпы, которую она ненавидела. После этих прогулок она приходила домой, содрогаясь от ненависти. На следующий день она снова шла на улицу.
Ее работа в «Знамени» не казалась ей больше интересной. Она пошла в редакцию. Остановив бурный поток приветствий, которыми встретил её Алва Скаррет, она сказала ему, что хочет уволиться. Он безмерно удивился.
— Но почему? — спросил он.
Это было первое слово из внешнего мира, которое проникло в её сознание после встречи с Роурком. Она не знала, что ответить. Ей хотелось сказать: «Из-за него, потому что он изменил всю мою жизнь». Она понимала, что это звучит бессмысленно даже для неё.
— Я пошутила, Алва, — сказала она. — Хотела посмотреть, что ты ответишь.
Развернув газету, Китинг увидел репродукцию эскиза, под ним было написано: «Энрайт Хаус, выполнен Говардом Роурком.» Но, даже не видя этой подписи, Китинг узнал бы рисунок по манере исполнения. Китинг уже довольно давно знал, что проект поручен Говарду Роурку. В газетах стало появляться его имя. Правда, чаще всего о нем говорили просто как о молодом архитекторе, выбранном Роджером Энрайтом. В газетах говорилось, что строительство дома начнется немедленно.
