Женька прилегла на деревянные полати. Ужасно сквозило, но въевшийся в стены запах пота, табака и прелости не хотел уходить из холодной камеры.
Женька застегнула пуговицы и спрятала руки на груди. В предбаннике ей предложили выложить все из карманов, затем веселый сержант пробежал пальцами по ее бедрам, сунулся под мышки и, убедившись, что потаенного имущества там не имеется, указал на галочку в протоколе личного обыска. После у Женьки отобрали тоненький поясок от платья и отвели в номер. То есть в камеру хранения.
В номере имелась еще пара нар, но комната пустовала. Женщины в изоляторе редкость, а сажать вместе с мужиками запрещено. Хотя мужикам было явно тесно на своей территории. Женька успела заметить мимоходом переполненную мужскую камеру.
– Командир, пусти девчонку к нам на часок, а то заскучает!
Как Казанцев был уверен, что Женька причастна к убийству Шерифа, так Женька была уверена, что дверь камеры за ее спиной закрылась надолго. Она очень крепко завязла в трясине.
Первые полчаса она, словно статуя, сидела на нарах, замерев в ступоре, вызванном настолько резким поворотом событий. Потом стала прислушиваться к голосам за стенами и всматриваться в обстановку. Собственно, обстановка-то… Как тот подвал, куда она по детской глупости попала в одиннадцать лет и после которого неделю лежала под капельницей в токсикологическом отделении больницы, едва не отправившись в вечный полет.
Спать не хотелось. Мысли путались в голове, давили тяжестью непоправимой беды, обжигали картинками тюремной жизни, ожидающей ее впереди. Женька никогда не плакала. Все слезы остались в детстве.
Она закрыла глаза, но тщетно… Сон не шел. Как там Ольга? А Катька? А тетя Шура? А как теперь она сама? Ведь она не убивала этого Витьку. Почему ей не верят?
А ты бы поверила?
Голоса стихли. Одинокие шаги сержанта гулко отдавались в коридоре изолятора. “А он все ходит и ходит, будто “дюрасел” в очко засунул”. Сколько она здесь пробудет?
– Командир, ну, будь человеком, выведи в сортир! Лязг замков, шаги, бормотание.
– Последний раз! Что тебя по ночам прихватывает?
– Простыл, командир. В натуре.
Женька повернулась к стене. Камера была последней в коридоре, поэтому самой холодной. Там, за стенкой, ноябрьская ночь.
Очень холодно. От жизни.
Поворот ключа в массивном камерном замке. Шаги за спиной, полоска упавшего на стену света. Женька обернулась.
– Не спишь? Я вот тоже скучаю. Молодой парень, обыскивавший ее в предбаннике, сел на край нар.
