Интерес к посетителю в летах был подобен вспышке, через миг он уже бесследно пропал. Скромно застывший возле входа старичок стал такой же неприметной частью интерьера, как развешанные по стенам шкуры, головы убитых зверей, лисьи да волчьи хвосты и прочие охотничьи трофеи. Патриун не оробел, не испугался, почувствовав себя одиноко среди совершенно инородной толпы, он просто как опытный боец, перед тем как броситься в бой, изучал место предстоящего ристалища и будущего противника.
Еще недавно здесь находился храм, но от бывшего пристанища духовного остались лишь воспоминания в сердцах горожан. Наверное, среди вольных охотников новых земель имелось немало плотников и каменщиков, а иначе как бы они так быстро успели изменить внутреннее обустройство здания и уничтожить все следы церковного антуража? Единственное, до чего еще не дошли руки новых хозяев храма, были цветные витражи, находящиеся высоко под деревянным куполом. Лишь они свидетельствовали о том, что когда-то в этом огромном зале проходили моленья и звучала совершенно иная музыка. Там, где стояли скамьи, на которых неподвижно восседали прихожане, смиренно внимавшие проповедям, теперь находились длинные дубовые столы, ломящиеся от яств и выпивки. На месте алтаря был сооружен высокий помост, где устало водили смычками и дули в трубы взопревшие музыканты. Тишина сменилась гамом, а задумчивое молчание – хмельной разнузданностью, правда, не переходящей эфемерную границу откровенного греха. Быстро снующих между столами служанок никто не лапал, и, как показалось Патриуну, охотники не опускались до сальных комплиментов по поводу выдающихся форм их пышных фигур.
От чудовищного шума, винных испарений, перемешанных с запахами горячего жира, прелости, мяты и пота, а также обилия меховых одежд и небритых рож, сливающихся в одно сплошное мохнатое пятно, у священника закружилась голова. Однако вскоре слабость прошла, он снова смог наблюдать и делать выводы, изучать местный люд и разрабатывать план, как за краткий промежуток времени собрать больше сведений и при этом не привлечь к себе крайне нежелательное внимание вольного охотного люда.
В этот вечер, уже плавно перетекающий в ночь, в шумном зале собралось две-три сотни народу, в основном мужчины, хотя кое-где за столами виднелись и раскрасневшиеся от хмеля женские лица. В море меховых шапок, которых почему-то в среде охотников не принято было снимать, иногда появлялись маленькие кораблики широкополых дворянских шляп и беретов с разноцветными перьями. Охотники презирали сословные различия, Патриун уже давно не видел, чтобы благородные господа сидели в обнимку с «низкородным» отребьем, а иногда и позволяли простолюдинам панибратски хлопать себя по плечу или брать руками еду с их тарелок. Вызвало удивление старца и то невероятное обстоятельство, что присутствующие настолько доверяли друг другу, что все как один явились на сборище общины без оружия. Короткие ножи были не в счет, их посетители использовали исключительно в качестве столовых приборов, и даже если где и вспыхивало некое слабое подобие потасовки, то стороны пользовались исключительно грязными кулаками, кожаными ремнями и глиняными кружками.
