Как Акакий ни крутил, вечером ему пришлось во всем сознаться. Произошло это так.
Семейство доедало остатки привезенного заказа, когда в дверь позвонили.
– Кака, не смей открывать, это за тобой милиция, – предупредила Клавдия. – Спрячься в шкафу, я сама открою.
И пока Акакий пытался протиснуться в маленький кухонный шкафчик, Клавдия уже ворочала в прихожей ключами.
– О-о-о-ой, детки мои... – радостно запела она, открыв дверь. – Анечка, Даня! А чего вы без своих? Или случилось чего?
– Сейчас узнаем, – неопределенно пожал плечами Данил, вошел в кухню и заполнил собой все пространство. – Приятного аппетита.
– Да какой уж там аппетит... – вздохнула бабушка, доедавшая седьмой кусочек тортика. Подскочила: – Садись, Данюша! Анечка, садись, детка! Сейчас мама еще по телефону что-нибудь закажет. Просите суши, а то я его еще никогда не пробовала.
Ни Даня, ни Аня ничего заказывать не стали. Они уселись напротив Акакия и молча чего-то ждали. Под их взглядами Акакий чувствовал себя ужас до чего неуютно.
– Ну, пап, давай, говори, – начала Аня.
– Да! – тут же уперла руки в бока Катерина Михайловна. – Говори! Чего сидишь-то, как филин? Отвечай мамочке! Аня, детка, скажи, чего он такого должен говорить, а я буду тыкать его лопаточкой.
– Баб Кать, вы бы вышли ненадолго... – попросила Аня.
Катерина Михайловна с возмущением обвела всех взглядом, приглашая подивиться эдакой наглости. Однако Клавдия Сидоровна, у которой на подобные ситуации был собачий нюх, произнесла волшебную фразу:
– Маманя, вот вам деньги, сбегайте с Петром Антоновичем в магазин, купите чего-нибудь к ужину и себе конфет. Петру Антоновичу можешь купить новые носки.
Поскольку деньги на носки выдавались крайне редко, а Каку ругали почти ежедневно, Катерина Михайловна и минуты не раздумывала.
– Петруша! Быстро вымой ноги, мы пойдем мерить тебе носки!
После того как пожилая чета стремительно удалилась, на мужа уже насела и Клавдия:
– Признавайся, чего такого натворил, что дети принеслись в полном составе?
– Мам, ну не кричи, может, еще и не случилось ничего, – остановил материнский пыл Данил. – Пап, зачем ты взял сто тысяч? Если тебе...
– Ох и ничего себе не случилось! – подскочила Клавдия и тряхнула мужа за грудки. – Куда деньги дел, сволочь?
– Мама! – в голос завопили дети.
– Я... я их... – чуть не плакал Акакий Игоревич. – Я их отдал... Между прочим, Анечка, за твое полное освобождение!
Дальше юлить не получалось, и Акакий Игоревич скорбно поведал историю, как его обвели вокруг пальца псевдопроисшествием, случившимся с Аней. Естественно, про работниц театра не прозвучало ни слова. Достаточно и того, что Акакий осветил, как он сплоховал с деньгами.
