– А для чего здесь это? – Малявин снял с полки и продемонстрировал солидный том под названием «Жизнь Ван Гога».
– Моя любимая книга, – спокойно ответил Марин. – Я ее часто перечитываю.
– А это? – Малявин протянул заключенному другую книгу, «Русско-голландский разговорник».
– Ну и что? – пожал плечами Марин. – От скуки чем только не займешься. Я вот решил заняться иностранными языками.
– Не проще ли пройти гипнокурс?
– Только не в зоне безвременья, – усмехнувшись, покачал головой Марин.
– Почему именно голландский?
– А почему бы и нет? Хотя бы потому, что Ван Гог был голландцем. Возможно, в будущем я совершу путешествие в прошлое, ради того, чтобы встретиться и поговорить с ним.
– Для изучения иностранных языков больше подходят самоучители, а не разговорники.
– Послушайте, инспектор, – устало произнес Марин. – В чем, собственно, вы меня обвиняете? В том, что, находясь в зоне безвременья, я каким-то образом сумел закрутить аферу, с которой вы никак не можете разобраться? Вам не кажется, что подобное предположение попросту смешно?
– Нет-нет, Марин, – протестующе взмахнул рукой Малявин. – Я вовсе не собираюсь выдвигать против вас какое-либо обвинение. Мне просто показалась занятной подобная цепь совпадений: невесть откуда появившиеся доселе неизвестные картины Ван Гога, «Жизнь Ван Гога» у вас на полке, этот «Русско-голландский разговорник» и плюс ко всему ваше внезапное увлечение живописью.
Малявин сделал жест рукой в сторону мольберта с накинутым на него покровом.
– Ну, я давно мечтал попробовать себя в живописи, – польщенный тем, что на его увлечение обратили внимание, Марин улыбнулся. – Раньше у меня на это просто не хватало времени. Зато сейчас – сколько угодно, – Марин не спеша поднялся на ноги. – Должен вам заметить, господа, зона безвременья – идеальное место для творчества. Во-первых, никто и ничто не отвлекает от работы. А во-вторых, пребывание в зоне безвременья продлевает творческое долголетие. Будь я настоящим художником или писателем, так непременно совершал бы какие-нибудь мелкие правонарушения, чтобы на время исчезать в зоне безвременья, а затем вновь появляться перед поклонниками своего таланта с новым шедевром в руках. И, что так же немаловажно, – почти непостаревшим. Насладился вволю славой – и снова ушел в зону безвременья, чтобы полностью отдаться творчеству.
Марин подошел к мольберту, рядом с которым стояли, прислоненные одна к другой, несколько картин.
– Не желаете взглянуть? – предложил он, положив руку на край одной из картин.
