– Неужели это так необходимо?.. – поднеся руку к горлу, сдавленным голосом произнес директор.
Скорбно прикрыв глаза веками, Малявин молча наклонил голову. В эту минуту он был похож на врача, убеждающего родственников тяжелобольного в том, что предписанная им операция на самом деле необходима. Выждав положенное в подобных случаях время, инспектор обратился лицом к картине и в левом нижнем углу, возле самой рамы пронзил полотно микроиглой семплера.
Процедура была обычная, сотни раз проверенная на других, менее ценных экспонатах. Мало того что прокол был практически незаметен для глаза, так еще и восстановитель материи воспроизвел на прежних местах все до последней молекулы, извлеченные из полотна иглой. Не было ни единого случая, чтобы кто-либо из экспертов, которым предлагалось изучить картину после взятия с нее образца, смог обнаружить место, где полотно было проколото иглой семплера. Музейным работникам все это было превосходно известно, и тем не менее, извлекая иглу семплера из картины, Малявин услышал у себя за спиной слово, едва слышно, но весьма выразительно произнесенное музейным экспертом:
– Вандалы!..
Малявин предпочел сделать вид, что не расслышал сказанного. Тяжело вздохнув, он наклонился, чтобы уложить семплер в предназначенную для него ячейку на дне кейса. Музейные работники могли думать о нем все, что угодно, но задачу свою он выполнил: оставшийся в полой игле столбик материала, представляющий собой образец среза полотна вместе со слоем нанесенной на него краски, будет передан на исследование в лабораторию Департамента контроля за временем.
Малявин с Фростом успели сдать образцы в лабораторию Департамента за десять минут до ее закрытия. Акцентируя особое внимание на том, что дело не терпит отлагательств и находится под личным контролем Барциса, инспекторы сумели добиться твердых заверений, что результаты исследований будут готовы к завтрашнему утру.
И все же на следующий день, несмотря на все обещания, сотрудник лаборатории появился в кабинете инспекторов только ближе к обеду. Но был это не простой лаборант, обычно бегающий по этажам с документацией, а сам Игорь Кравич, о котором руководитель лабораторного отдела Департамента без тени улыбки говорил: «Если Кравич уйдет из лаборатории, ее придется закрыть». Кравич являл собой редкий тип не просто мастера, а подлинного фаната дела, которому посвятил жизнь. Он владел практически всеми методами исследования материи, позволяющими определить ее возраст. Рассказывают, что как-то раз он на спор определил точные даты и места изготовления трех совершенно одинаковых на первый взгляд носовых платков, всего лишь потерев материю между пальцами. Возможно, это была всего лишь байка. Но по поводу результатов, полученных Кравичем в лабораторных условиях, сомнений ни у кого не возникало.
