Устроитель торжеств что-то сказал сидевшему рядом с ним юноше, тот кивнул, встал и прокричал на весь амфитеатр какое-то сообщение, поднявшее бурю восторга. Дима не вслушивался, занятый своими мыслями, и потому удивился, когда Север и его противник, Сириец, бросили свои щиты.
– Чего это они? – спросил он у лорария.[23]
– Объявили сражение без щитов, – пояснил лорарий, – чтоб интересней было.
Вадим уселся на пол, скрестив ноги, и начал ждать. Перед выходом на арену Сириец замешкался. Дима понял это по негодующим воплям зрителей и крику боли: выгоняя Сирийца сражаться, служитель ткнул его в спину горящим факелом. Дима все еще не верил, что это происходит именно с ним и у него на глазах. Вокруг разговаривали, смеялись. С арены доносился лязг металла. Гудели голоса, как на футбольном матче. Потом все дружно заорали. И вдруг Дима снова увидел Сирийца. Лорарий, обвязав его веревкой под мышками, тащил его по песку, вялого, с болтающимися руками. Вадим вдруг ощутил, как пронзительная игла вошла в грудь, и от этой невидимой иглы, от груди к животу, пополз ужас. Баранова затошнило. Он склонился лбом к коленям, боясь, что его вырвет прямо здесь, на глазах у товарищей и служителей арены. Но тут в голову пришло спасительное воспоминание: он с утра ничего не ел, так что тошнить вроде как нечем. И эта дурацкая мысль вернула нормальное самочувствие.
Он поднялся на ноги. Север ждал, опустив руки, спокойный, чужой и страшный. Сверкнул меч, и Дима, приучавший себя смотреть на солнце, ни на миг не зажмурил глаз перед его блеском. Он не замечал лица своего противника и не думал о нем больше, как о живом человеке. Он вообще не думал. Был только меч Севера. Отразить удар, потом следующий. Он забыл о том, что на них смотрят, не слышал криков болельщиков. Дима не нападал, потому что это было бесполезно: он уже видел Сирийца. «Дыхание, варвар, дыхание!» – кричал у него в голове голос Гемеллина.
Меч Севера, скользнув, ударил его по пальцам правой руки, и Вадим разжал их. Он не успел ничего предпринять. Север обезоружил его. И тогда у Димы заложило уши от воплей со зрительских скамеек. Кто-то орал фальцетом: «Получил! Получил!»
Баранов на мгновение замер, прикрыв грудь рукой, обмотанной ремнями, и вдруг весь амфитеатр взревел от восторга: Дима подпрыгнул и нанес вооруженному противнику потрясающий удар ногами. Такого здесь еще не видели. Приемы, отработанные в интернате, раз за разом сокрушали Севера на песок. Теперь Дима видел его хорошо: зубы сжаты, глаза сужены.
