Поначалу просто злился Атанарих. Крепко злился. В гневе страшен был князь и не держал себя в узде. Заговорит какой-нибудь неразумец о ромейской вере: мол, есть в ней что-то, вот и Ульфила стал известен через приверженность ей… Слушает такого Атанарих, медленно багровея, а потом, посреди рассказа (если не понял еще глупый собеседник, что пора закрывать болтливый рот свой и бежать) – хвать его кулаком в переносицу, аж кровь на подбородок хлынет.
– Молчать! – только и рявкнет.
А то даже и рявкнуть не соизволит.
А какого воина, какого вождя не прогневает вся эта возготня? Ненавидел интриги, подкопы, хитрости. Нет у вези врага коварнее и могущественнее, чем ромеи. Не силой берут – подлостью. Сила же вези – в единстве их. Единству опорой отцовская вера и обычаи, отцами завещанные. Переход в веру ромейскую предательством был и ничем иным.
Добраться бы до Ульфилы этого, распять его вниз головой.
Вот уж и вези начинают друг от друга носы воротить: я, мол, христианин, ты, мол, язычник.
И дождался Атанарих: услышал, как на одну доску ставят его, природного вези, князя, храбростью славного, лютой ненавистью к ромеям известного, – его, Атанариха, с этим каппадокийцем, с этим рабьим ублюдком – «Ты, мол, за кого – за Атанариха или за Ульфилу?» Как услышал, так и не выдержало сердце атанарихово – лопнуло. И черная кровь ненависти потекла на землю, для нового урожая распаханную.
* * *
Деревня, одна из многих, по обоим берегам небольшой речки стоит. Прежде другие люди жили здесь, на другом языке говорили. Но точно так же пахали они эту землю, и пили эту воду, и ели плоды своих трудов, и точно так же два быка тащили тяжелый плуг. Теперь вези живут здесь, и из реки этой воду берут, и землю эту рыхлят. Божественное солнце, взирающее на труд пахаря с небес, даже и не заметило, что народ здесь сменился. Как от века положено, так и шло.
Вот и пахота в разгаре, и день до полудня дошел и, кажется, замер, источая жар.
И вдруг – лязг колес, лошадиное ржание, крики:
– Едут, едут!..
Едет сам Атанарих, сияя золотыми украшениями, сам как полдень, издали заметный. Дружина следом выступает. Весело воинам, будто щекочет их кто. Окруженная воинами, телега по старой грунтовой дороге грохочет, железные обода колес бьют пересохшую землю. На телеге истукан стоит, глядит сонно и тупо. Лик истуканий жиром и кровью измазан; кушал Доннар.
Сбежались дети поглядеть на великолепное это зрелище. В дверях мазанок стали женщины. Только пахарь на ближнем поле даже и головы не повернул – не до того ему.
