Младший Холуй глядел на все это и трясся.
– За что? – залепетал он вдруг.
И еще:
– Пощадите!
И, зная, что не пощадят, взвыл тоненько и к выходу побежал. Ему дорогу заступили – слепо бросился, раз, другой. Подхватили за локти, брыкающегося, и, разрывая на нем одежду, в окно выбросили (заодно и стекло разбили).
Верховный Холуй то ли сам помер, то ли в беспамятстве был, того проверять не стали. От зажигалки, возле богатой хрустальной пепельницы найденной, шторы запалили и поскорей из офиса ушли, пока пожар не разгулялся.
Снайпера, конечно, не нашли. Да и искать охота пропала.
Другие развлечения нашлись.
С северной стороны в город входили танки. По широкой дороге, белыми плитами мощеной, отражаясь и искажаясь в блестящих синих изразцах дворцовых стен, тянулись один за другим – с ревом и грохотом, как быки для жертвоприношений, готовые пожрать огненным чревом десяток человек во славу Мардука.
Кряхтели под гусеницами плиты, раскалывались. Для босых ног предназначены были, не для машин.
Дошли до двойных ворот с башнями прямоугольными, зубцами истыканными. Одни Нане посвящены, другие Нергалу. Но и те, что имя Нергала носят, затрепетали перед грозной военной мощью. Разворотили стену несколькими выстрелами и в пролом двинулись. Весело им давить развалины города. Да и что танкистам до великого города, который пришли разнести по камешку, – дивизия-то была Вторая Урукская (Урук в дни мятежа мар-бани стал оплотом правительства), а урукчанам без разницы, что с Вавилоном станет. Столица; надо будет – отстроится.
Миновали ворота и на центральный проспект Айбур Шабум вторглись. Справа и слева витрины дорогих магазинов. И многие уже разбиты и видно, что там, среди растоптанной еды и порванной одежды, орудуют разъяренные оборванцы. Вот, значит, что такое – мятеж! Навели орудия и по магазинам ахнули. Выжечь, выжечь эту сволочь чистым пламенем. Во взрыве все скрылось – и разгромленные магазины, и мятежники. Всех на части разорвали и огнем пожгли, чтоб неповадно было.
И поехали, то влево, то вправо выстрелы давая. Где мятежников никаких не было, все равно стреляли. А вдруг будут? Или придут? Так вот, чтобы некуда им прийти было.
Да что там говорить, попросту весело танкистам было. Столько звону, столько свету, столько грохоту вокруг. Воистину, правы были жрецы Нергала: война – великий праздник; восстание же, как оказалось, – сущий карнавал.
Затрясся Вавилон, осыпаясь изразцами, когда главные гости на карнавал этот ворвались, хохоча и лязгая металлом.
