Между сержантом (красным, мокрым) и Аллой Валерьевной состоялся короткий, энергичный диалог.
– Желательно знать, – проговорил сержант, бесполезно обтирая волосы сырым носовым платком, – откуда в замке боезапас. Равно и его количество.
– Сядьте! – сердито велела мэр. – Возьмите себя в руки!
Сержант сел. Старая большевичка принесла ему стакан крепкого чаю. Алла Валерьевна метнула в нее гневный взор, но та, естественно, не убоялась.
– Так вы поговорили с Рутмерсбахом? – спросила Алла Валерьевна. – Вы вообще с ним виделись? Что он сказал?
– У него там огневая точка, – сообщил сержант и обжегся чаем. – Конкретно: пушка. Кстати, она стреляет. Желательно выяснить подробнее – сколько в наличии пороха и так далее.
– Пушка? – Мэр рассердилась еще больше и вдруг застыла. Немеющей рукой пошарила в ящиках, выдвинула один, отыскала там глянцевую папку с золотым тиснением-веточкой в углу. Полистала. Сержант мрачно хлебал чай. Мэр просматривала бумаги, а багровые пятна ползали по ее щекам, перемещались на шею, одолевая двойной подбородок как ничего не стоящее препятствие.
Наконец она прочитала:
– «Пятое. В связи с юбилеем восстановить традицию производить в полдень сигнальный выстрел, для чего на крыше замка установить действующую пушку образца 1811 года. Ответственный – хранитель музея».
– Ядра-то зачем? – спросил сержант.
Алла Валерьевна покусала карандаш.
– Было решение, – объяснила она наконец.
– Пороха сколько? – заскрежетал Голицын.
– Много, – отрезала Алла Валерьевна, закрывая папку. Как ни тянул Голицын шею, ничего разглядеть не сумел.
– Я посоветуюсь в инстанциях, – молвила Алла Валерьевна. И добавила откровенно: – Как бы нам с вами не наломать дров – понимаете?
Сержант встал, аккуратно поставил стакан, провел ладонями по бокам.
– Ну – идите, идите! – сказала Алла Валерьевна.
Голицын двинулся к выходу.
– А сами-то вы что думаете? – спросила она вдруг, глядя ему в спину.
Голицын притормозил у самой двери.
– Лично я договорился бы с воинской частью КБ-88/445, – четко произнес он, не оборачиваясь. – У них все равно скоро маневры. Две-три бомбы – и порядок.
И вышел.
– Какие бомбы? Какие еще бомбы? – кричали в инстанциях. Не столько на Аллу Валерьевну, сколько вообще. В воздух летели сметы, счета, схемы, какие-то бухгалтерские писульки. – Вы отдаете себе отчет? Одна только реставрация!.. Вот – вот – и вот! Колоссальные деньги! Памятник архитектуры! Замок европейского значения!
Мэр сердито собрала губы в гузку. Она хорошо помнила, как добивалась – не лично, конечно, а в составе группы компетентных представителей – чтобы замок включили в путеводитель «Тысяча крепостей Европы». Видимо, о том же вспомнили и в инстанциях. Предложили мэру наперсток коньяку, усадили к открытому окну. Алла Валерьевна сосала коньяк, как валидол, и косилась испуганно и зло.
