Тут распятие падает в объятия Понса, так что тот едва не валится со скамьи прямо на Петрониллу.
Понс ревет:
– Уйди!.. Зашибу!..
Но девочка не уходит. Ей любопытно и все тут.
– Понс! – говорит она настырно. – Понс! Это кто, это дядя велел тебе снять Иисуса, да?
Одной рукой Понс держится за стену, другой обхватывает деревянного Иисуса поперек втянутого живота. Не оборачиваясь к Петронилле, Понс говорит сквозь зубы:
– Да.
– Ой, надо же… – тянет Петронилла.
– Держи-ка.
Понс осторожно опускает распятие на пол. Петронилла берется за обе перекладины креста, чтобы Иисус не упал и не ударился. Проводит по деревянным выступающим ребрам. На пальцах остается толстый слой пыли.
– Граф велел тебе умыть его, да? – допытывается Петронилла. Она очень довольна своей догадливостью. Сама-то она умыта и переодета в свежую рубашку.
Понс спрыгивает на пол, обтирает руки об одежду.
– Давай сюда.
Он забирает у Петрониллы распятие, готовится завернуть его в холстину.
– Куда ты его понесешь?
– В оружейную. Граф велел снять.
– Почему?
Хрипловатый грудной голос за спиной:
– Потому что это неприлично, дитя.
Петронилла поворачивается на этот голос.
– Добрая…
Положено говорить «добрая женщина», и Петронилла знает это, но язык не поворачивается. Встав на колени, Петронилла произносит:
– Добрая госпожа.
И замолкает, смущенная.
Понс сердито ворчит себе под нос, утаскивая запеленутого Иисуса наверх, в оружейную.
Женщина говорит Петронилле – очень тихо:
– Поднимись, дитя. Не нужно все время вставать на колени.
От растерянности Петронилла прямодушно брякает:
– А я не знаю, как надо поступать, добрая госпожа.
Женщина называет свое имя – Эрмесинда.
Немного осмелев, Петронилла спрашивает:
– Почему Иисус – это неприлично?
Несколько мгновений Эрмесинда созерцает пустое место на стене, где висело распятие. Поднятое вверх, ее спокойное лицо обращено к Петронилле в профиль. Строгие, скупые очертания.
У Петрониллы само собой вырывается:
– Господи! Как вы красивы, госпожа Эрмесинда!
Лицо женщины остается бесстрастным. Не отводя взора от пятна на стене, она говорит – вполголоса, так, что девочка запоминает каждое слово:
– Непристойно обожать статуи и изображения. Иисус приходил освободить нас от идолопоклонства. Неприлично жевать, вывесив над столом идола, и называть это «христианской трапезой». Ах, дитя, неужели кусок не застревает у тебя в горле? – Помолчав еще немного, добавляет: – А крест, это орудие торжества сатаны, – он особенно отвратителен.
