При этом Мрожка зычно смеялся.
Но ничего, не скапутился.
Пер проболел всю осень. Сирены пели.
«Это конец,» – решил он, когда кровь капнула у него из носа во время умывания. Но ничего не произошло.
Навигация приближалась к концу. Мрожка перевез много припасов. Рапорт о смерти Мавпы он написал, а потом сжег в печке, чтобы не сократилось довольствие. Потом он сказал: «Какая разница!» и напился. В полночь ему стало дурно. Мрожка изошел желчью. Утром было ясно, что выйти в море он не сможет.
– Кто пойдет? – спросил он слабо.
Староста арестантов вышел вперед и сказал, что добровольно никто не хочет идти. Море злое.
– Угля не подвезли раньше, – сказал Мрожка, – Баржа с углем ждет в Совиной. Без угля нам карачун. До весны не доживем.
– Доживем, – сказал староста. – Будем топить шкафчиками.
– Без угля я не смогу готовить еду, – заявил повар. – Вы будете жрать сырые клубни и мерзлые коровьи сердца. У нас не будет хлеба. Вы налопаетесь муки и подохнете, когда у вас склеятся кишки.
– Ты начальник, я дурак, – отвечал староста. – Но добровольно никто не пойдет.
– Я пойду, – сказал Пер. – Только, боюсь, вас отдадут под суд. У меня не будет конвоира.
Мрожка рассмеялся и харкнул чем-то черным.
– Оденете перевязь Мавпы и его кожаную шапку. Будете сами себе конвоир.
Ковпак вышел в море через час. Северо-западный ветер обдирал лицо.
«Обратно выйдет хуже, – прикидывал Ковпак, изучая капризы течения. – А ведь придется волочить за собою плоскодонную баржу».
Между волн уже скакали льдины. Редкие солнечные лучи, продравшиеся сквозь низкое, вязкое небо, поблескивали на ледяных корочках.
Пер старался не думать о сиренах. Черная глубина уже не страшила – манила. И это было плохо. Но на счастье сорвался шкот, и обледеневшая веревка рассекла лицо Ковпаку. Холод обжег рану, крови почти не было. Ковпак отвлекся. Рыча от боли и плюясь проклятиями, он добрался в Совиную. Там было спокойнее. Вода вяло шевелилась, словно покрытая пленкой прогорклого масла.
В трактире он влил в себя два стакана джина, пахнущего дымом. Третий стакан плеснул себе в лицо. Рана оттаяла, и кровь потекла.
– Обождите шквал, – сказал ему рыбак, карауливший баржу.
Пер махнул рукой и спросил еще стаканчик. Пока он пил его, раскрылась входная дверь и в чаду стало темнее. В смерче холодного пара укутанная и мокрая фигура оглядывала комнату.
– Вы узнаете меня? – спросила госпожа Ракоша. Она сняла капюшон. Ковпак не ответил. – Помните, я сказала, что хочу вас отблагодарить?
