– Слушайте, как же вы, все-таки, здесь очутились? Просветите неразумного.
Касым спокойно насвистывал вечную «Ламбаду», Кирилл докуривал, высунувшись в снятое окошко, Грек сосредоточенно вел машину. Через минуту он, все же смилостивился:
– Мы вчера посовещались и решили тебя чуток попасти. Абы-кабы чего не вышло. И, как видишь, не зря.
– Кто это – «мы»?
– Вообще-то предложил Киря. А мы с Касымом согласились.
– А Сержант?
Он не знает. И лучше будет, если не узнает. Для нас лучше.
Макс помолчал и сказал смущенно:
– Спасибо мужики. Я…
– Брось, – перебил Кирилл. – Лучше скажи, почему ты пистолетом не воспользовался?
– А? Не знаю, – сам удивился Макс. – Как-то даже не подумал.
– Надо думать, – Касым ткнул себя пальцем в лоб. – Поверь мне, чужая жизнь стоит дешевле, чем твоя. Если есть угроза – убивай не думая. Если будешь думать – не сможешь убить. А в общем-то это легко. Главное не думать об этом, – повторил Касым.
– Да, кстати, – вспомнил Кирилл. – Держи свою хавку.
Макс пораженно уставился на собственную сумку с только что купленными продуктами. Где он ее посеял, он не вспомнил бы и под угрозой оскопления.
– Ты из-за этого гулять пошел? – осведомился Грек.
– Ага.
– А меня попросить не мог?
– Забыл, понимаешь. Слушай, Касым, а что ты про каких-то царандоев говорил? – поспешил сменить тему спасенный.
– А-а, сейчас расскажу. Царандой – это афганская милиция. Ходили в серой форме, как и наши менты. Мы их «волками» звали. Зверствовали они страшно. Наши по сравнению с ними – просто воспитателями в детском саду казались. Свои всегда хуже чужих, страшнее. Правда, честно говоря, были еще пострашнее. ХАД – местная госбезопасность. ЧК, по-нашему. Да не забудет о них аллах. Так вот. Я пол жизни провел в Таджикистане. У меня бабушка – таджичка. По-таджикски я хорошо говорю, а в Афгане это очень распространенный язык. Вот и приставили меня к одному полковнику-советнику переводить. А он действия наших парней с этим зверьем координировал. Пришлось мне поездить с ними. Насмотрелся – во! – Касым резко провел ладонью по горлу. – В кишлаках они своих же вырезали. Ножами! Чтоб патроны не тратить. А на совместных операциях нашим в спины стреляли.
– Это не ново. У нас такое дерьмо в ЧК шло, а у них в царандой и ХАД. Помнишь: кто был ничем, тот станет всем. Вернее, хочет стать всем, а на деле так и остается мразью. Жажда власти плюс садизм, – вставил Грек.
– Да-а. Там и научился я убивать, – продолжал Касым. – А один раз даже удовольствие от этого получил. Как-то спустили им постановление из Кабула, что, мол, мародеров расстреливать. А их тогда всех до одного можно было бы к стенке ставить. Ну, их командир отловил четверых, которые ему лично не нравились, а точку поставить попросил меня, что бы, так сказать, акт интернациональной дружбы продемонстрировать. Вывел я их на глазах всего кишлака. Поставил к дувалу и всадил весь рожок с десяти метров. А потом перевернул – и еще один. Уже в лежащих. Меня после этого «акта» быстренько в часть перевели, и в разведроту – как в наказание. А мне в радость, – Касым сплюнул и замолчал.
