О лейтенанте-ОМОНовце тоже не было ни слова.
Втянув щеки и приподняв нижнюю губу Макс секунду помедлил, и решительно пошел обратно к редактору.
Войдя в кабинет, Макс бросил газету на стол перед Ильичем, и вопросительно наклонил голову. Ильич поднял глаза от бумаг, лежавших на его столе и посмотрел сначала на газету, потом на Макса.
– Что случилось, Максимов?
Макс промолчал, не изменив позы, только кулаки в карманах сжались.
– А-а, – как бы спохватившись протянул редактор, взъерошив седеющий венчик волос над лысиной, багровой от падающих через стекло лучей встающего солнца. – Материалы твои не смогли дать. Время поджало.
– Не гони, Ильич. Было пол-полосы.
– Знаешь, технологический процесс требует определенного…
– Ильич!
Редактор замолчал.
– Ильич, я очень похож на идиота?
– Нет, не очень, – редактор отвернулся к окну, помолчал, – Давай поговорим серьезно.
– Я весь – внимание, – бросил Макс, усаживаясь в кресло.
– Не юродствуй. Ты сам понимаешь, в каком положении сейчас находится страна. Кризис экономический, политический, идеологический, социальный. В такое время нужно взвешивать каждое слово, особенно, когда оно усилено таким мощным рупором, как газета. Демократия победила, но она еще очень слаба. Реакция еще может поднять голову. Ты отдаешь себе отчет, каким ударом по нынешним структурам власти будет твоя публикация? Народ и так взвинчен до предела этими ценами, этой нищетой, из которой страна не может вырваться уже который год. В общем, текущий момент требует от нас взвешенного подхода к своим действиям. Мы должны отвечать за тот эффект, который вызывается нашими словами.
– Я не понял, Ильич. Ты что, хочешь умолчать эту историю?
– Не умолчать, а повременить. Твои снимки никуда не денутся. Мы к ним еще вернемся.
– После выборов?
– Не передергивай.
– Ильич, поясни.
– Шум вокруг разгона демонстрации будет только на руку большевикам.
– Да подавитесь вы своей демонстрацией. Поехали вы все на политике. Да и хрен с вами, пусть над вами потешаются, как над страусами. Мне интересно, почему нет материала об этом дебиле в форме?
– Слишком все сыро.
– Что сыро? Убийство свидетеля, подтвержденное фотоснимками?
– А ты не боишься, что его смерть повесят на тебя?
– Нет, не боюсь. У меня нет автомата.
– Это твое дело, но в моей газете этого не будет!
– Ильич, ты не спятил?3автра об этом будут вопить все городские газеты, кроме нашей!
– Не будут, – в обычно мягком голосе Лялина внезапно мелькнула твердая, спокойная уверенность, совсем не свойственная этому, немного рыхловатому, человеку.
