А вот подносик с трубочкой жалко, добротные вещи, старинные и красивые, будут теперь валяться без дела. И не подаришь никому, не принято дарить такие вещи.
Сидор вздохнул, аккуратно развязал мешочек, и высыпал приличную дозу на зеркало подноса. Костяным ножичком из этого же комплекта перемешал, разровнял, точными движениями вытянул в длинную и пухленькую дорожку. Когда знаешь, что делаешь что-то в последний раз, даже процесс подготовки к этому доставляет наслаждение. Сидор любовался своими движениями. Больше никогда он не будет их делать.
Он с сомнением посмотрел на получившуюся змейку. Толстовата получилась, обычно он принимал дозы поменьше. Так, похоже, и Анечка чуть не попалась на крючок. Ну да ладно, мозги не вымерзнут, в последний раз можно. Он постучал трубочкой по столешнице, посмотрел ее на просвет, чтобы ничто не мешало «продукту» проходить сквозь нее. Поставил трубочку чуть расширенным концом к началу дорожки, наклонился, приставил ее к носу, резко втянул в себя воздух, проводя трубочкой вдоль кокаиновой тропинки, чтобы втянуть ее за один раз, и распрямился в ожидании прихода знакомых ощущений.
В первое мгновение он даже не понял, что в этот раз все как-то не так. Вместо привычной кристально холодной струи нос, вдруг, начало жечь. Жжение разрасталось, горячело, как будто он втянул в себя пригоршню красного перца. Он попытался высморкнуть наркотик, но безуспешно, он прошел слишком глубоко. «Вот черт, допрыгался!», – успел подумать Сидор. Мозг охватило пламя, голову словно облили бензином и подожгли, в глазах клубился бешенный рыжий огонь, казалось, что они сейчас лопнут от жара. Сидор зарычал и попытался встать, его сильный организм не желал сдаваться. Вцепившись пальцами в стол он вытянул себя из кресла и, уже ничего не видя, шагнул к двери.
– Дейл! – прохрипел он из последних сил, даже в этот момент не вспомнив его настоящее имя.
Пламя в мозгу расплавило последние барьеры и хлынуло, как лава, сжигая сознание. Крепкий шестидесятилетний мужик, собиравшийся начать новую жизнь, тяжело повалился лицом на пол, опрокидывая кресло и пачкая дорогой ковер кровью и пеной, хлынувшими из его носа и рта, поскреб узловатыми пальцами пол, и затих.
…Дейл сидел на своем посту уже не первый час, неподвижно, как истукан. Моргал он редко, дыхание было легким, поверхностным, сердце билось медленно, как во сне, но мимо его взора не проходило ни одно движение во дворе. Когда-то он достаточно серьезно занимался нин-дзюцу, боевым искусством средневековых японских лазутчиков и диверсантов. Ему повезло, что наставник не принадлежал к категории шарлатанов, к которой можно отнести большинство преподавателей этой школы, одни из которых сводили многоплановую и совершенную систему к тупому нанесению ударов «по точкам», а другие прикрывали таинственным флером дальневосточной мистики собственное невежество в этом вопросе. Ниндзей Дейл, конечно, не стал, и трюками, демонстрируемыми в голливудских боевиках, не овладел, но кое-чему, все же, научился. Он умел отключать сознание для того, чтобы дать проявиться сверхвозможностям организма, которыми, в принципе, обладает любой человек, но мало кто может их вытащить на свет Божий. Прошибить кулаком кирпич может и ребенок, но большинство просто боится сломать руку. А отрешившись от своей руки и от кирпича, можно сломать его и пальцем.
