Его взгляд упал на свиток, сиротливо валявшийся на кровати. Помедлив, Адриан взял его и сунул за пазуху. Потом открыл дверь. Вилма всё ещё стояла на пороге.
Адриан медленно перевёл дыхание и сказал:
— Идём.
И она повела его к своей госпоже.
В доме над обрывом было всего два этажа, по три небольшие комнаты на каждом. Внизу располагалась ещё кухня и каморка для прислуги, а покои, служившие гостиным залом, оказались совсем невелики и непритязательны. Там было совсем мало мебели, далеко не самой лучшей работы, и выцветшие гобелены на стенах, и светильники на топлёном сале, чадящие в медных подсвечниках. Единственным ярким пятном в комнате выделялись цветы на столе — белые лилии в низкой вазе, с огромными тяжёлыми чашечками, свисавшими к самой столешнице. Их сильный, приторный запах заполнял всю комнату и смешивался со слабым солёным запахом моря, доносившимся сюда с берега.
Самое обычное, не очень-то привлекательное место, немногим лучше среднего постоялого двора. Но и лучшее место на земле.
Потому что именно здесь, именно в этом месте она сидела у окна, выходящего на долину, примостив локоть на подоконник рядом с раскрытой книгой, и лёгкий бриз, проникавший сквозь распахнутые ставни, шевелил волосы над её лбом, смешивая чёрные пряди с рыжими.
— Миледи… я… — начал Адриан и, поняв, что охрип, смолк.
Она слегка повернулась к нему, поглядела искоса, улыбнувшись. Он никак не мог понять, что видит в её улыбке — ласку или насмешку, одобрение или упрёк.
— Иди, Вилма, — негромко проговорила леди Алекзайн, и дверь за спиной Адриана коротко и сухо хлопнула, так, что он едва не вздрогнул. Нет, ну что всё-таки позволяет себе эта девчонка!..
Алекзайн, как обычно, с лёгкостью прочла мысли по выражению его лица и серебристо рассмеялась.
— Не сердись на неё. Я знаю, она не похожа на твоих слуг… и ты прав, считая её плохой служанкой.
— Почему вы тогда её не прогоните? — с трудом сдерживая возмущение, спросил Адриан. Он всё ещё стоял на пороге, а леди Алекзайн сидела у окна, положив руку на книгу и придерживая шевелимые ветерком страницы.
— А что, в твоём доме всегда прогоняли нерадивых слуг? — странно улыбнувшись, спросила она.
— Ну… — он растерялся, как это часто с ним в последнее время случалось. — Я не знаю толком… Матушка говорила, что нет большей беды, чем пьющий муж и ленивый лакей.
— Могу спорить, теперь твоя матушка считает иначе, — сказала леди Алекзайн всё тем же странным тоном, как будто про себя, и встала прежде, чем Адриан успел придумать ответ.
