– Я знаю, что он не был вашим братом, – сказал Вацлав, – но неужели он ничего для вас не значил?
Маргарет поджала губы. У нее были довольно симпатичные губы – полные, подвижные и привлекательные.
– Значит, я ведь его знала много лет.
– Тогда почему вы говорите так безразлично?
Она помолчала.
– Да, я понял, – сказал Вацлав, – вы пришли говорить не о том.
– Да, совсем не о том, я хочу знать…
– Вы хотите знать будущее – все, что касается Тима, его чувств к вам и вашей дальнейшей совместной судьбы.
– Да, вы понимаете…
– Я понимаю все, не нужно объяснять.
– И что же?
Сейчас ее глаза не были бездумны – они выражали так много, что его почти затопило нежностью. Не к ней или к кому-то другому, а нежностью к самому чувству, которое совершенно не соответствует всему остальному пыльному и затхлому миру. Без любви жизнь – будто оправа, из которой вынули камень. И ты замечаешь, вдобавок, что оправа была позолочена только снаружи. А любовь – это камень, который не нуждается в оправе, поэтому она важнее, чем жизнь, и важнее, чем смерть. Это многое извиняет.
Но он не мог сказать ничего утешительного.
– И что же? – спросила она.
– Вы будете вместе, пока будет идти этот снег.
– И только?
– И только.
– Только пока будет идти этот снег, – медленно повторила она. – А потом?
– А потом совсем немного.
– Сколько?
– Несколько часов.
– Несколько – это пять или шесть?
– Не больше двух или трех.
– А если вы ошибаетесь?
Она верила его словам, слова отнимали надежду; она пыталась оставить себе хоть что-нибудь:
– А вдруг снег будет идти долго? Вдруг он не кончится до весны?
– Тогда он засыплет всех нас.
– И мы все погибнем?
– Наверное.
– Как хорошо.
Он попробовал представить себе, как хорошо погибать под снегом, и не смог. На мгновение он усомнился в своих словах. Надежда заражает, как чума, как оспа. Но однажды переболев, ты не обязательно выздоравливаешь навсегда.
– Если я ошибаюсь, – сказал Вацлав, – то в верхнем ящике стола лежит полоска бумаги, проколотая в двух местах иглой. Если я прав, то ее там уже нет. Посмотрите сами.
Она подошла и выдвинула ящик. Она двигалась, как во сне.
– Ее там нет.
– Тогда я прав, – сказал Вацлав.
– Тогда снег не кончится никогда, и я никогда не увижу чистое небо.
– Возможно, – сказал Вацлав.
– Я Тиму ничего не скажу, пускай он не знает.
– Мне кажется, что он знает все. И я тоже знаю все – все то же, что и он.
– Я все равно на стану говорить, – сказала Маргарет.
Она смотрела в окно. За окном не было ничего, кроме снега.
