– А кто это?
– Я думаю, лучше спросить "что это".
– Что это?
– Муравейник. Человеческий муравейник с рабочими муравьями, солдатами и всем остальным.
– Тогда где Нана и Жорж?
– Сбежали или были съедены.
– Или их до сих пор держат здесь.
– Или их держат здесь. Что еще осталось?
– Раздевалки. И я помню, что в старых школах всегда были подвальные бомбоубежища, правильно?
– Не знаю. Но там была стальная дверь, мы проходили мимо. Или две двери.
Пойдем?
– Пойдем. Мне плевать.
Когда она услышала скрип стального рычага, то подняла голову, привстала с пола, потом села на полку. Младенец спал, прижатый к ее груди. Кто это идет? И зачем он идет? Почему кто-то хочет побеспокоить меня? Ведь ребенку нужно спать и мне нравится сидеть здесь в темноте. Здесь так уютно, здесь так тепло, сыро и мягко пахнет старой прелью. Я бы могла сидеть так вечность. Зачем они мешают мне?
Рычаг повернулся и дверь приоткрылась. За дверью дымили два факела.
– Здесь кто-то есть, – сказал голос.
Голос был знаком.
– Это я, – сказала Нана. – не мешайте мне.
– Нана? – что с тобой?
– Это мой ребенок.
– У тебя никогда не было ребенка, очнись!
– Это мой ребенок. Смотрите.
Она протянула им младенца. Они отпрянули в ужасе. Неужели им не понравилась такая прелесть?
– Что с твоими руками?
– Ничего.
– Это называется ничего?
Ее руки стали вдвое длиннее, но сохранили ту же толщину.
– Ты можешь встать?
Она приподнялась и встала; одной рукой она прижимала к себе ребенка, другой опиралась о пол.
– Ты можешь стоять?
– Не знаю. Кружится голова. Уходите.
Но они не ушли сразу. Они уговаривали, они обясняли, что это нее ее ребенок, что это вообще не человеческий ребенок, потому что все человеческие младенцы имеют лица, а у этого просто гладкая поверхность без всяких деталей; они еще говорили много других обидных слов, но она уже все решила для себя: она останется здесь, останется здесь со своим ребенком и будет держать его на руках – всегда, всегда, всегда, до тех пор, пока она жива. Пусть люди с факелами уходят и оставят ее в покое. Ребенку нужен покой, иначе он будет нервничать.
Ребенок не должен нервничать.
Наконец, факелы погасли и людям пришлось уйти. Они почему-то боялись темноты, глупые. Она протянула к двери свою двухметровую руку и закрыла замок изнутри. Теперь никто, теперь больше никто не войдет сюда и не нарушит ее покой.
– Я никогда в жизни не могла себе представить такой ужас.
– Да.
– Что да, что да! Посмотри!
Он понял. Действительно, солнце клонилось к горизонту. И, если по вечерам здесь не включают свет, или хотя бы, если здесь по ночам выключают свет, хотя бы ненадолго, тогда…
