– Пахнет духами, – сказала Полина.
Ульшин осмотрелся и увидел предмет из своих снов; тонкий стебелек с двумя большими зелеными пластинками и одной поменьше, сверху стебелька голубая, небывало прекрасная чаша. Чаша пахнет духами, особенными, никогда не знал, что такие бывают. Стебелек опущен в обыкновенную воду, в пластилиновую вазу.
– Что это? – спросил он.
– Это цветок! – сказал Рудой. – я его сделал из пластилина. Отдай мне женщину, мне нужна кровь.
– Ты сумасшедший, – сказал Ульшин, – цветок не из пластилина.
Он подошел и отобрал нож. Рудой встал на ноги, чуть пошатываясь. Полина закричала так, как будто ее уже резали, а не только собирались.
– Я даю тебе кровь, – сказал Ульшин, – за цветок можно отдать все.
Полина перестала кричать и стояла с большими глазами: плавающие темные кружки были окружены белками со всех сторон. Она побледнела и веснушки казались яркими и ржавыми. Ульшин уколол себя в руку и подождал пока выступит капля. Подошел к пластилиновому дереву и капнул на него кровью:
– Теперь твой шедевр будет жить.
– Зачем ты это сделал? Он ведь сумасшедший, – мгновенно прийдя в себя, сказала Полина.(Ржавые веснушки с шорохом осыпались на пол.)
– Он только чуть-чуть больше сумасшедший чем я, – ответил Ульшин.
К концу для, когда лампочки уже начинали меркнуть, они вошли в большую пустую камеру и решили провести в ней ночь. Камера была особенной, в ней двигался воздух, хотя не было слышно гула вентиляторов; в ней пахло тем, чего ты никогда не видел, но к чему смутно тянулся всегда – бесконечностью, которой нельзя представить, не увидев. Ульшин видел, что Полина испугана.
– Кажется, здесь неплохо, – сказал он, – но у меня такое чувство, что я забыл свой настоящий мир. Я едва вспомнил цветок. Полина, я боюсь.
– А мне кажется, что мы не одни.
– Эти звуки?
– Да, эти звуки.
Камера была полна звуков, негромких, но отчетливых. И ни один звук нельзя было втиснуть в известные слова. Ульшин прошел вдоль стен и ничего необычного не увидел, разве что груду камней – остаток древней переборки, когда-то делившей камеру непополам – для начальства и для черни.
– Будем спать.
Они легли рядом, подальше от входа и от каменной груды (если была опасность, она исходила из этих мест) и Полина уснула на его руке. Ровно в полночь лампочки выключились и камера стала еще более необычной. В ней хотелось дышать, воздух был вкусным. Он лежал и смотрел в потолок – самое удобное место для глаз, потолок никогда не меняется и поэтому не мешает размышлять. Но потолок сошел с ума: в нем появился квадратик иного, живого, цвета черноты. В квадратике горела яркая зеленая точка о восьми лучах. Ульшин прищуривал глаза и лучи удлинялись. Таких маленьких и ярких лампочек не бывает. Он поднес к глазу незажженную спичку, чтобы определить размер лампочки, но спичка неожиданно стала прозрачной и зеленный огонек, мигая, просвечивал сквозь спичку. Ульшин подумал, что спит. Было так приятно видеть небывалые сны, что он заснул по-настоящему. Ему приснился осиротелый диванчик, пластилин, банка пива, Полина с динозавром на стене. Проснувшись, он забыл свои сны.
