– Тридцать лет, – сказал Ульшин, – ровно тридцать лет.
Но за тридцать лет он не сумел создать ничего равного великому дереву Шао Цы.
– Тридцать лет – это очень много, это целая жизнь, – сказал корреспондент "Листка".
– Я никак не могу поверить, – сказал Ульшин, – что я прожил здесь всю жизнь.
– Проживете еще тридцать лет и поверите.
В этот же день он снова посетил музей. Сейчас музей выглядел намного современнее: древние мастера исчезли совсем, целующихся ложек стало больше, а некоторые ложки извращались даже с вилками и ножами. Стало многолюднее в залах – любители искусства прохаживались медленными, тихими шагами и переговаривались восхищенно на вечные темы. И снова казалось, что здесь творили боги, только внешне похожие на людей. Скромно прошлась процессия из одинаковых мальчиков и девочек – плановая экскурсия детского сада. Потом им предложат слепить то, что они запомнили, ради смеха.
Ульшин подошел к служителю:
– Вы не подскажете, где я могу увидеть «дерево» Шао Цы?
– У нас есть только «пень» этого автора.
Ульшин прошел в дальнюю галерею (которую он тотчас же вспомнил) и увидел невысокий пень, на котором сидели два глухонемых мальчика и показывали друг другу неприличные знаки.
– Из чего это сделано? – спросил Ульшин.
– Из пластилина, как и все скульптуры.
– Куда делось все остальное?
– Всего остального не было.
Служитель засуетился и пропал.
Ульшин несколько раз обошел вокруг пня (глухонемые прекратили ссориться и стали показывать те же знаки ему) и решил пойти дальше. Галерея сворачивала и виднелось несколько ступенек. Он услышал свисток и обернулся.
Свистел толстый усатый человек, глупо раздувая щеки.
Он был одет в форму пожарника.
– Вы мне? – спросил Ульшин и толстый человек вынул свисток изо рта. Оказывается можно было говорить при помощи обычных слов.
– Тебе, тебе, туда вход воспрещен.
– Тогда почему нет таблички?
– Сейчас будет.
Два стражника с плоскими лицами вышли из-за его спины с хорошо отрепетированной одновременностью и направились в сторону Ульшина. Подойдя, они надели на него наручники. Наручники применялись довольно редко – все равно каждый жил в тюрьме.
– Можете не называть своего имени, – сказал Волосатик, – оно нам хорошо известно.
– Конечно, потому что мы видимся каждый день.
В этот момент Волосатик перевоплотился в старого друга, вынужденного исполнить тяжкий долг. Ульшин прослезился.
Волосатик не обратил внимания ни на слова, ни на слезы.
– Вас зовут Ульшин и вы обвиняетесь в попытке свержения существующего строя. Только учитывая ваши большие заслуги и огромную популярность в народе, вы приговариваетесь не с смертной казни, а к битью палками. Битье состоится завтра, в четыре в центральной пыточной, прошу быть точным и не опаздывать.
