Автобус ехал и тени бежали в обратную сторону.
По звуку мотора, по тому как этот звук отразился, Дробь-третий понял, что они проезжают мимо здания; здание было круглой формы; вначале он решил не открывать глаз, но любопытство взяло верх и он посмотрел. Автобус поворачивал около старой, но недостроенной церкви; вокруг возвышались величественные, как минимум двухсотлетние ели – короче говоря, сейчас они были далеко от города и это главное. В автобусе человек пятнадцать людей причем почти все взрослые. Он поймал на себе добрый взгляд молодой женщины лет тридцати; женщина была некрасива, но не уродлива, а просто стеснялась своих рук – это Дробь-третий понял по тому, как она сжимала переплетенные пальцы. Лицо великовато и неправильной формы. Наверняка у самой тоже красный жетон. Такие не выживают, по крайней мере, не живут долго.
Рядом сидела еще одна, с совершенно пустыми глазами – эта наглоталась лекарств и сейчас сидит под толстым колпаком безумия – сейчас она не более разумна, чем шампиньон, впрочем, она его и напоминает.
Другими интересными персонажами были: старик, беспрерывно плюющий в окно, мужчина лет сорока в вязанной шапке, надвинутой до самого подбородка (из-под шапки торчала лишь куцая бородка, притворяется сумасшедшим), и человек втянувший голову в плечи, ничего не думающий, ничего не говорящий, ничего не выражающий своим видом и все же, как Дробь-третий безошибочно почувствовал, готовый действовать. Было еще несколько настоящих сумасшедших и двое-трое экземпляров преступной наружности. Одна девчонка-недоросток сидела на коленках у такого же недоростка, но мужского пола. Девчонка повторяла с размеренностью маятника: «Я жила на девятнадцатом этаже. Я жила на девятнадцатом этаже.»
– Рассчитывай на меня, – тихо сказал Дробь-третий.
– Что ты можешь? – спросил ничего не выражающий человек.
– Я могу понимать без слов.
– Как тебя зовут?
– Дробь-третий.
– У тебя еще нет клички?
– А у тебя есть?
– Да. Я назвал себя Аврелием. Звучит, правда?
– Звучит, но похоже на морковь. Морковно-оранжевый оттенок.
– Это потому что Марк.
– Нет, Марк – ярко-синий.
– Тогда я буду называть себя Марк. Хотя бы напоследок. Или не буду.
– Ты знаешь, что с нами сделают?
– Никто и никогда не возвращался после перевоспитания. Этого достаточно.
Никто никогда не писал, не связывался по сети и не оставлял никаких знаков. Это значит смерть.
– Может быть, они сместят нас по времени, – предположил Дробь-третий.
