«Но как? Как она умудряется управляться с луком механической рукой? – спрашивал себя Гайс. – Как же это я ни о чем не догадывался? Как это возможно?»
Эти вопросы он задал себе еще раз пятьдесят.
Рюк капал из масленки в холодные сплетенья металла и что-то еще объяснял Нимари, а Гайс, опустошенный, притихший, с разрезанной на полоски душой, уже спускался по лестнице, чтобы уйти, убраться восвояси, и там, воя от стыда, проклинать Нерга, оболгавшего, изгваздавшего его любовь глумливым словом, глупой шуткой.
«Что только придумал, гад! – приговаривал Гайс, дрожащими руками наливая себе вина. – Нимарь и Рюк! А я поверил! Поверил, вонючий я крысак, грязный я пидор!»
В ту ночь Гайс поклялся себе, что раздобудет цветы для Нимари во что бы то ни стало.
Еще он решил, что не скажет никому о своем открытии. Даже Нергу. Нет, не так: «особенно Нергу».
В тот день Гайс писем не писал.
Возвратившись, он сразу принялся за дело. Бережно выложил на пол содержимое сумки бедолаги-художника (Ги рассталась с ней без сожаления и даже безвозмездно).
Рассмотрел трофеи.
Связанные пучком кисти (пара, конечно, лысых), неразлучные трудоголики пестик и ступка, деревянные плошки для разведения красок. Палитра. Краски в жестянках и склянках. Рог со свинцовым суриком, дающим немеркнущий оранжево-красный (Гайсу вспомнилось, как его отец, кряхтя, прокаливал в печи свинцовые белила, чтобы его добыть), вот фляжечка с фолием (его делают из лишайника, смешивая кашицу с козьей мочой), а здесь у нас зеленое семейство – пузырек с хризоколлой, соковой зеленью (она – из ягод черной бузины), банка с празинью, зовущейся также «зеленым мелом», жизнерадостная ярь-медянка. А тут залегло на боковую красное воинство – великолепная киноварь и темно-красная синопия. Оба пузырька накрепко запечатаны воском. Нашлись даже редкий золотисто-желтый арсеникон (отец Гайса называл его «мышьяк-да-сера»), и дорогущая, в шкатулочке величиной с жёлудь, лазурь.
Гайс не верил своим глазам. Добыча значительно превосходила ожидания.
Если бы Ги не была такой дурой («Впрочем это все равно, что сказать „если бы вода не была такой мокрой“, – возразил себе Гайс), она могла бы получить за эту роскошь хорошие деньги. А впрочем, кому, кроме него, все это богатство в Аз-Зуме нужно? Ну не Рюку же? Но тогда выходит, что судьба сделала все от нее зависящее, чтобы задумка Гайса удалась (например, привела в лагерь художника и скоренько увела его в иные пределы)! Значит, хороша задумка?
