– Я принесу тебе воды, – охрипшим голосом сказал Корень.
Потом она узнала, что у Корня необыкновенно чистый и высокий голос. Но тогда он был старым и хриплым. Корень принес воды и отошел в сторону, пока она омыла лицо... Осторожно омыла лицо, прикоснувшись вначале пальцем к поверхности воды. Боль здесь может быть везде. В каждой капле, в каждом звуке.
После этого они подружились. Корень даже как-то принес ей засушенный цветок, но она отказалась, и цветок, перелетев через стену, упал в пропасть.
Они все испытывали муки. Им всем было больно. Удары колокола, прикосновение серебра, причастие – боль, боль, боль... Ведьма не боится серебра, сказала Тень, но колокол и освященная вода... И причастие...
Корень пел в церкви. Это будто изрыгать огонь, сказал он. Это будто дышать огнем, сжигая не только горло, но и лицо своим выдохом. Молиться, сказала Тень. Так же, как и молиться, сказала Тень. Если молчать, сцепить зубы и сжать руки в кулаки, до крови впившись ногтями в ладони, – можно удержаться от крика. Но проговаривать молитву вместе со всеми... Это словно впускать боль в себя. Каждый раз растравливать в груди старую рану.
Церковь заполнялась болью и криками боли. Извивающиеся тела и горящие ужасом глаза. И неподвижная фигура аббата. И его взгляд, который скользит по хаосу в церкви, и непонятно, нравится ли ему это или вызывает отвращение. Или доставляет удовольствие. Или причиняет страдания.
– Как тебя зовут? – спросил ее аббат.
Она ответила, ожидая наказания. Она знала уже, что это аббат, походя, может окунуть серебряный крест в бочку для питья, что это аббат благословляет еду на общем столе, превращая еще и ее в пытку.
– Солнышко, – сказал аббат и погладил ее по голове. Солнышко вздрогнула, но на его руке не было серебра.
– Тебе плохо? – спросил аббат.
– Плохо, – ответила Солнышко. – Я...
– Я не могу дать тебе утешение, – сказал аббат. – Я никому из вас не могу дать утешение. Только то, что есть. То, к чему вы пришли. И надежду на жизнь.
– Я понимаю, – прошептала она. – Нас не станут искать в монастыре.
Аббат снова погладил ее по голове, и Солнышку почудилась жалость в этом движении.
– Я не смогу вас спрятать от этого мира, – тихо сказал аббат. – Я могу попытаться вернуть вас в этот мир.
Она осталась одна и долго думала над сказанным. Вернуть, в мир... Невозможно. Она это знала. Знала, что лишена души, что каждое мгновение среди людей может обернуться смертью либо для нее, либо для кого-то из людей.
