– Все что угодно, – поспешил заверить епископ, – Все что прикажете...
– И что будет служить Господу нашему и святой церкви, – в тон ему подхватил Кардинал.
– Да. Конечно.
Епископ встал с постели, но Кардинал махнул рукой:
– Сиди. У нас будет долгий разговор. Сиди.
Огонек в светильнике вздрогнул, замер, прикидывая, умереть или нет, но потом успокоился – время смерти еще не пришло.
– Расскажи, – Кардинал похлопал по столешнице ладонью. – Спокойно и подробно. Я постараюсь тебя не перебивать.
Епископ откашлялся.
– Как вы... э-э... приказывали...
Кардинал слушал, прикрыв глаза рукой. Слушать он умел. Малейшие интонации в голосе говорили ему куда больше, чем гримасы на лице рассказчика. Все эти ужимки... А голос невозможно подделать.
Вот епископ заговорил о ловле оборотней, упырей и ведьм, и голос его зазвучал уверенно и даже жестко. Сколько именно их прошло через епископский двор, что сказали под пытками, сколько из них умерло, сколько до сих пор находятся в клетках, покрытых серебром. Об Отрядах также сказано деловито и точно: кого и где.
– И весь Черный крест... – епископ понизил голос, перешел почти на шепот. – Практически все готово и ждет вашего распоряжения.
– Моего распоряжения... – повторил за ним Кардинал.
Странно, подумал Кардинал, ведь не дурак, ведь уже много лет работает на меня, а все еще не понял: когда решение принято – все происходит как бы само собой. Как песчинки, падающие в песчаных часах.
Ничего от них не зависит. Кто-то имеющий власть перевернул часы, и... И нет никакой необходимости приказывать каждой новой песчинке падать вниз. Все предрешено и подготовлено. Подготовлено и предрешено им, Кардиналом.
И только он, Кардинал, знает точно, какая роль кому отведена в готовящемся представлении.
Толпа похожа на ребенка.
Толпа искренне верит в то, что кукла живет своей собственной жизнью, что она суетится, кричит, смеется, плачет и умирает по собственной воле. А, то что этой куклой кто-то управляет...
Наигравшись старой куклой, ребенок может отшвырнуть ее прочь, увидев новую. Отшвырнуть, оторвав предварительно голову.
Это, вообще, так весело – ломать куклу.
Кардинал посмотрел вверх, на низкий потолок, словно действительно мог увидеть сквозь камни и землю здания и людей Вечного города. Руины былого величия и жалких наследников былой славы.
Как они кичатся своей родословной! Как любят называть себя римлянами! Патриции в драных плащах. И им невдомек, что веками они воюют против обычной куклы. Что веками они прославляют обычную куклу. Странную куклу, с глупой шапкой на голове и со странным посохом в руке. Сколько таких кукол толпа уже сломала и вышвырнула, сколько заменила такими же точно куклами...
