– Хорошая девочка! Ласковая девочка!.. Нежная моя девочка! – сказал Меф и, сам не зная зачем, из озорства ли, из желания ли испытать степень своей власти над зверем, осторожно, почти неуловимо стал протягивать к волчице руку.
Волчица предупреждающе щелкнула зубами. Ирка, даже в волчьем образе, даже в те минуты, когда ее человеческая память почти затиралась волчьей, не любила лишних нежностей. При всем при том Мефодий ощущал, что он на верном пути.
Дверь осторожно скрипнула. В щель просунулась украшенная бакенбардами физиономия Антигона.
– Куси его! Куси! Ты что, не видишь: это Мефодий Слюняев! – посоветовал кикимор волчице.
Прежде чем кикимор успел договорить, Буслаев цепко схватил его за бакенбарды и приставил к шее меч. Антигон рванулся, но скосил на клинок глазки и прикинулся паинькой.
– Ой, милый принц туточки! Очень приятно! Со всем нашим агромадным удовольствием! – сказал он.
«Милый принц» пощекотал ему шею мечом. Клинок отстранился. Он был брезглив и не любил заросшие шеи. Разбираться с заросшими шеями – дело бритв. Желтые глаза волчицы следили за ними, пожалуй, с интересом. В целом она вела себя довольно спокойно, хотя и продолжала рычать.
– Ты меня утомил!.. Или ты произносишь клятву верности и гостеприимства, или я отрежу тебе для начала ухо! – сказал Буслаев.
– Какое: правое или левое? – деловито спросил Антигон.
– Вначале левое, а потом правое! – сказал Меф.
Кикимор, возможно, еще бы посомневался, но клинок, изогнувшись, потянулся к его левому уху. Что-что, а оттяпывать уши он любил. Меф знал, что ему пообещать.
– Я согласен! Клянусь, клянусь! – быстро крикнул Антигон, испытывавший к своим гномьим ушкам почти комиссионерскую нежность.
– Этого мало. После «клянусь» можно про себя добавить все, что угодно. Например: «Клянусь пристукнуть этого гада Буслаева кирпичом при первом удобном случае». Мне нужна универсальная клятва верности, единая для света и мрака.
– Не знаю я никакой клятвы! – заупрямился Антигон.
Меф недоверчиво усмехнулся:
– Ну не знаешь – так не знаешь! Повторяй за мной! Verba animi proferre et vitam impendere vero.[7]
Судя по тому, как Антигон скосил на Мефа глазки и как он заскрипел зубами, клятва была ему известна и очень даже хорошо. Клятва эта возникла в Средние века, когда в исключительных случаях стражам света и мрака приходилось путешествовать вместе и укладываться спать у одного костра. Только она одна гарантировала, что до утра у тебя не срежут дарх, не уведут крылья, да и сама голова не будет отделена от туловища предательским ударом меча. Вздумавший нарушить клятву пожалел бы об этом многократно.
