Он был явно не из тех, кого словами можно припереть к стене или загнать в тупик. Явно имел уже готовые ответы на все вопросы.
– И вы пришли сюда кричать «Пожар»?
– Я пришел заключить сделку. И я ее заключу, потому что, как некий американский мафиози, всегда делаю предложения, от которых невозможно отказаться, – веско сказал толстячок.
Ирка незаметно, как ей казалось, скосила глаза на столик у гамака, на котором она обычно оставляла шлем. Копье – она это и без того знала – появится по первому ее зову. От толстяка ее взгляд не укрылся.
– Что за мысли, валькирия, и-и? Мне, кажется, не доверяют? – спросил он, сопровождая вопрос все тем же «сссююю».
– Где Антигон? Почему он вас впустил? – спросила Ирка подозрительно.
Она ощущала: что-то здесь не так. Даже Багров не мог войти к ней без того, чтобы Антигон раз сто не сказал «не положено» и не устроил бы в кухне жуткую возню.
Толстяк наклонил голову и посмотрел на свой жезл. Он был не лыс, но неприятно плешив. Его блестящая макушка напоминала апельсин, в результате генетических экспериментов заросший черным курчавым волосом.
– Антигон, какой такой Антигон? – спросил он.
– Кикимор. Мой паж и оруженосец...
Дряблые, вылепленные из жира щеки толстяка дрогнули.
– Ссююю... А, этот! Твоя ходячая нелепость очнется через час.
– Очнется?
Поняв, что это означает, Ирка сорвалась с гамака. Копье, появившееся у нее в руке, почти касалось шеи толстяка. Ирке почудилось, что оно жадно тянется к ней, мечтая выйти сзади, у позвоночника. К ее удивлению, толстяк даже не переменился в лице. Более того, в его заплывших глазках мелькнуло нечто вроде хорошо скрытой иронии.
– Убери копье, валькирия! Я всего лишь усыпил твоего слугу. Наслал жезлом магию, с-ссссю! – сообщил он.
Ирка нерешительно опустила копье и тотчас вскинула его снова, потому что толстяк мечтательно сказал:
– Эти кикиморы крайне живучи. Помнится, однажды при мне одного такого мужики поймали в поле и колотили цепами в течение часа. И что же? Он умер только к вечеру.
– И вы не вступились?
Толстяк передернул жирными плечами.
– Нет, хотя мог бы обратить этих идиотов в бегство щелчком пальцев. Увы, у меня принцип, с-ссссю. Я не вмешиваюсь в события, которые не сулят мне лично никакой выгоды, – заявил он.
В глазках толстяка мелькнуло нечто такое, что совсем не вязалось с его рыхлым обликом. У Ирки внезапно заныла та самая точка чуть выше бровей, которую Багров не раз называл центром прозорливости. Ей захотелось помассировать ее костяшкой большого пальца.
