— Боюсь, что даже по обстановке я действовать не смогу. Разве что кричать.
— А еще кусаться, плеваться и пинаться. — Я несколько расширила список возможностей скованного человека.
— О, — улыбнулся Станислав, — это действительно смогу.
— Тогда для начала ты должен заманить сюда людей Сухорукова.
— А как это сделать?
— Заорать во все горло.
— А ты не можешь поорать?
— Стасик, я не поняла, ты что, не хочешь выбраться из плена? Давай ори что-нибудь, что угодно, приступ истерии изобрази или испугайся крысы. Только повыразительнее пугайся, чтоб они поверили. А мне орать не стоит. Будет лучше, если для них я останусь как будто без сознания.
— Ну ладно, попробую, — нехотя согласился Гоцульский. Изображать из себя любовника он может, а истерик у него не получается, видите ли.
Стас уже приготовился закричать, когда я услышала странный звук где-то над головой.
— Тихо, — прошептала я. — Ты слышишь?
— Что? — Гоцульский навострил уши и, проследив за моим взглядом, тоже посмотрел на потолок.
Странный звук снова повторился. Какой-то неотчетливый дзынь, а потом то шипение, то постукивание.
— Слышу, — почти шепотом сказал Стас и посмотрел на меня. — Неужели и вправду крыса? — Гоцульский слегка изменился в лице.
— Тсс! — я велела Станиславу молчать.
Посторонний шум медленно приближался к нам. Позвякивание и постукивание слышалось все отчетливее, странный звук доносился из-за решетки вентиляционной отдушины. Кто-то аккуратно двигался по трубе. Я приблизилась к тому месту, где располагалась решетка. Она была такой частой, что практически сливалась в одно целое. Что происходило по ту сторону, увидеть было невозможно, но я продолжала пристально смотреть в узкое решетчатое окно и ждать, кто оттуда появится. Жаль, вентиляционная отдушина была высоко под потолком, дотянуться до нее можно было только с помощью Стаса. А он сидел, прикованный к трубе, и помощник из него был никудышный.
— Женя, кажется, я уже готов кричать, — Гоцульский говорил тихо, в его голосе я слышала тревогу.
— Рано.
Еще около минуты Стас был в напряжении, я сосредоточенно наблюдала за окном. И вдруг — тишина. Никаких звуков. Хотя нет, кое-что было. Дыхание, частое, тяжелое дыхание. Крыса не может так громко пыхтеть.
— Женя, — услышала я детский голос.
— Максим?!
— О, это Макс, как здорово, — с облегчением вздохнул Гоцульский.
— Ага! — Парнишка обрадовался. — С вами все в порядке?
— Относительно, — строго сказала я. — А ты что там делаешь? Как ты туда попал?
