— Про клизму ясно, — спокойно сказала я. — Дай только времени чуть больше, часа четыре, чтоб бабки собрать. Час нереально.
— Даю два, — безапелляционно произнесла колдунья. — Не соберешь — пожалеешь. В условленное место приедешь одна.
— Нет, — бросила я.
— Что за «нет»! — рявкнула колдунья. — Зубы за «нет», я сказала — одна!
— Я боюсь, — захныкала я. — Можно хотя бы сестру с собой возьму. Одна я по-любому не поеду. У меня руки дрожат, даже машину не могу вести.
Колдунья на некоторое время задумалась, потом зло бросила:
— Ладно, бери, но если еще кто будет или я вдруг увижу вместо сестры твоего мужа, вам жопа.
— Да, я все поняла, — заверила я.
Связь прервалась.
— Что она? — спросила испуганно Светлана.
— Ничего особенного, — ответила я. — Пятьсот тысяч через два часа вы должны доставить в условленное место. Никакой милиции.
— Что делать? — Голос Светланы дрогнул. — Я не смогу достать таких денег так быстро. Эта налоговая проверка, счета арестованы. Сплошной кошмар. За два часа даже не успеешь машину быстро продать, да и денег все равно не хватит. У меня все деньги вложены в развитие предприятия. Господи, что же делать?
— Едем в типографию, — ответила я, просчитав возможные варианты. — Там у меня есть знакомые, которые помогут.
— Владелец ваш друг? — предположила Светлана.
— Нет, я знаю там наборщика, дядя Федя зовут, — улыбнулась я.
Недоумевая, откуда простой наборщик может взять пятьсот тысяч, Светлана поплелась за мной к машине.
За руль «Шевроле» села я. Светлана была слишком взвинченна, чтобы вести машину.
— Мне в данный момент срочно нужно десять тысяч тысячерублевыми купюрами, — сообщила я, выруливая от магазина.
— Не понимаю, зачем вам десять тысяч, когда нужно пятьсот, — с раздражением проворчала Светлана. Она достала из сумочки бумажник и отсчитала столько, сколько было нужно. — Вот, возьмите. Может, все-таки объясните.
— Я превращу эти десять тысяч в пятьсот, — пообещала я с серьезным видом.
— Только смотрите, чтобы нас потом не посадили за ваши чудеса, — буркнула Светлана, с опаской поглядывая на меня. — Я бы никогда не решилась печатать деньги!
— Никто не собирается ничего печатать, — успокоила я ее.
Дядя Федя, худой старик лет под семьдесят, в телогрейке, накинутой поверх грязной темно-синей блузы, вышел из ворот типографии нам навстречу, докуривая маленький хабарик. Обжигая пальцы, дядя Федя уронил практически истлевший бычок на землю и растоптал носком ботинка.
— Опять, что ли, деньги понадобились?
