— На вас?
— На нем, — указал на Сенникова эфэсбэшник. — А… он же у нас в роли киллера. Тогда срочно переквалифицируем его в спецагента Багиру. А вы, Максимова, обозначайте действия киллера.
— Может, не стоит? — снова заговорил Гром и посмотрел на часы: по всей видимости, у него было мало времени, и он, вероятно, согласился присутствовать на этом следственном эксперименте только для того, чтобы продумать возможные пути дальнейшего ведения моего дела.
— Стоит, — не согласился Дементьев, — показывайте, как киллер применил к вам прием и бросился бежать.
Сенников пробурчал что-то, дескать, хватит разводить детский сад… но майор оборвал его выразительным жестом и сказал:
— Показывайте, Максимова.
— Я стояла тут, — начала объяснять я, пододвигая Сенникова к двери. — Он выбежал вот так…
И я сделала движение вперед.
— …а потом применил ко мне прием с захватом…
С этими словами я перехватила руку Сенникова и, резко повернув его вокруг оси на девяносто градусов, напутствовала таким пинком, что капитан взвыл и отлетел прямо на наблюдающего за действом Ивана Никитича.
Суров шагнул в сторону и избежал нежелательного контакта с набравшим значительную кинетическую энергию бравым рубоповцем.
— …и затем он побежал вниз, — продолжила я и ринулась вниз по лестнице.
Прежде чем все присутствующие поняли, что это не следственный эксперимент, а самый что ни на есть настоящий побег, я успела преодолеть четыре лестничных марша, и только после этого мне вслед метнулся отчаянный вопль майора Дементьева:
— Максимова, стой! Стой, твою мать!
— Она мне, сука, палец сломала!.. — ухнул в пролет лестницы злобный вой Сенникова.
Я глянула вниз: стоявшие на первом этаже двое здоровенных парней, вооруженных «ПМ», бросились наверх с явной целью захватить меня.
Вниз было нельзя.
А наверху звенели непрекращающиеся вопли майора Дементьева:
— Максимова, стой… стой, дура, хуже будет!
— Вряд ли… — пробормотала я и резко развернулась к окну. Оно располагалось между вторым и третьим этажами, так что высота была приличная. Но рискнуть стоило, тем более что в свое время я немало тренировала такие прыжки.
Я отдернула внутренние створки и, убедившись, что внешние заклинило, как то часто водится в российских подъездах, сохранившихся в своем заповедном безобразии еще с советских времен, разбежалась и прыгнула.
…Я думаю, этого прыжка не постыдился бы любой приличный каскадер: я подобралась, втянув голову в плечи, пробила всем телом оконную раму — и вылетела в морозный воздух, ударивший меня не хуже, чем вся объединенная мощь осколков стекла и обломков оконного переплета. Я приземлилась весьма удачно, правда, больно ушибив бедро при перекатывании и гашении инерции, — но ведь прыжок мог быть сопряжен с куда более существенными травмами.
