В конце концов нас раскидало в разные стороны. Я потерял ее из виду, пока не догадался согнуть указательный палец, надеясь, что это и впрямь отдает перчаткам сигнал к сближению. Через пару секунд Ванда врезалась мне в спину, и мы кувырком полетели вперед. Она обвила меня сзади ногами, пытаясь удержаться. Полы невесомого платья разметались, и я не мог оторвать взгляда от загорелой ножки, прикрытой только вьющимся янтарно-желтым стеблем. Когда мы наконец остановили вращение, я взмолился:
– Ванда. Убери. Пожалуйста. Ногу.
Она поняла меня правильно. Развернула к себе, одернула платье и вновь соединила наши руки. Вот только мелькнул в глазах какой-то озорной огонек, когда она в притворном смущении закусила губку, извиняясь за оказию.
Принцип управления перчатками я худо-бедно понял и решил рискнуть. Я убрал ладонь с талии Ванды, потом дернул за руку, раскручивая ее, и отпустил… Вот что такое веретено, Ванда!..
Она отлетела к самой стене и замерла в какой-то бальной позиции. Потом поманила меня пальцем и подхватила еще на подлете. Мы вновь закружились и рухнули в пике.
Ее длинные волосы разметались и щекотали мне лицо. Сальто назад? Легкий поворот кисти… Мы кувыркались через голову, потом взмывали вверх, «прошивая» насквозь многочисленные хороводы и заставляя шарахаться медленно вальсирующие пары… У меня не всегда получалось удачно лавировать, но я упрямо наращивал скорость и бросал нас во все более рискованные кульбиты. Я входил во вкус…
Через несколько минут безумных взлетов, падений и экстравагантных па Ванда запросила пощады. Если бы она меня не остановила, я, наверное, потерял бы сознание. Хорошо, что она сдалась первой. Хотя, возможно, она просто меня пожалела.
Глаза у обоих были красные и счастливые. Черт с ними, с лопнувшими капиллярами, с тошнотой и дрожащим от перенапряжения телом…
– Спасибо, Ванда.
Вокруг нас кружился бешеный хоровод – мы замерли где-то в середине зала. Я по-прежнему обнимал ее за талию, прижимал к себе, чувствовал разгоряченное тело под тонкой тканью. Ванда улыбалась, но как-то странно. Не то обиженно, не то расстроенно.
– Ты же говорил, что не умеешь.
– Я и не умею. Я импровизирую. Или, может, это память тела…
Я прикоснулся к ее щеке. Нежная кожа, горячий румянец… Мы смотрели друг на друга молча. И каждый улыбался чему-то своему…
– Я хочу, чтобы ты стала моей дамой сердца, Ванда.
Я вижу в ее глазах отражение своего лица, к которому я никак не могу привыкнуть.
