– Флориан, не слишком ли много раз ты повторил слово «должен»? Давай решим вопрос по-дружески. Я отложу твой арест до послезавтра, а ты проведешь ночь здесь, мой обиженный красавчик. А всего лишь через неделю тебя освободят из Бастилии, – Орлеанский положил руку на плечо герцога.
Флориан нетерпеливо освободился от объятий Филиппа.
– Черт возьми! Я умоляю вас, оставьте все эти ласки для спальни! Нет, вам придется найти другого партнера на сегодня. Я действительно не могу согласиться на арест и испортить себе Рождество.
– Но если я продолжу игнорировать твои выходки, могут пойти ненужные разговоры.
– Возможно, ваше высочество. Но, боюсь, под арестом я тоже стану разговорчивым.
– И что же ты поведаешь миру?
Флориан некоторое время изучал лицо герцога, сидевшего за другой стороной письменного стола.
– Я расскажу о недавней смерти дофина; о смерти герцога Бурбонского; о смерти маленького герцога Бретаньского; о смерти герцога де Берри. Я расскажу о смерти всех, кто стоял между вами и властью. Я расскажу, наконец, о необъяснимых смертельных болезнях ваших кровных родственников, сделавших вас хозяином Франции и претендентом на трон.
Орлеанский выдержал паузу. Когда он заговорил, голос его был спокойным, но немного хриплым.
– Ваше счастье, друг мой, что я отослал слуг. Я ожидаю мадам де Фалари, до забавного застенчивую в своих супружеских изменах. Итак, мы одни и можем говорить откровенно. Так вот, я предупреждаю, что никому не позволительно шантажировать принца крови. Если ты продолжишь в том же духе, то вскоре у тебя не будет возможности говорить о чем бы то ни было ни в одной из подчиненных мне тюрем.
– Ах, ваше высочество, не стоит угрожать мне. Вы первый пожалеете о моей смерти.
– Я буду сожалеть о вашей смерти? Не уверен в этом, – голова Орлеанского почти лежала на его левом плече.
– Монсеньор, элементарные правила этикета требуют, чтобы чья-либо смерть вызывала хотя бы подобие горестных чувств у друзей покойного. Убежден, ваше горе будет глубоким и неизбежным. Поскольку я не являюсь приверженцем трюизмов…
– А какое отношение имеют трюизмы к нашему делу?
– Утверждение, что мертвые не говорят, ваше высочество, и есть трюизм.
– Да. Скажу откровенно, именно эта мысль и пришла мне в голову минуту назад.
– Должен разочаровать вас, монсеньор. Мое завещание уже составлено, судьба усадьбы и имущества предопределена. Частью завещания является также одно письменное послание – весьма правдивая история о последних часах жизни четырех ваших родственников. А адресовано письмо вашему кузену – герцогу Бурбонскому. Стоит мне скончаться в одной из ваших тюрем – а я вполне допускаю такую печальную возможность развития событий – и герцог получит мое письмо.
